Девушка без имени

Эта мысль жгла Ирину изнутри, заставляя морщиться от отвращения. Все это время он жил рядом с ней, он спал и в то же время считал ее воровкой. Что это? Каким циником нужно быть, чтобы поступить так? Отчего не подошел и не спросил обо всем напрямую, не бросил обвинение в лицо? Только чтобы продолжать спать с ней?

Она ошибалась, в нем, в себе, в том, как устроен этот мир.

Может быть, потом он бы даже добился ее ареста, обвинения. Мог он так сделать? Нет, Ирина не могла в это поверить. Впрочем, она в такое количество вещей не смогла бы поверить, но они случились с нею. Значит, пора уже становиться умнее. Пора возвращаться домой. Ей нужно о многом подумать. Многое сделать. Ей нужны деньги – она оставила последнее, что у нее было, Ивану. У Марка еще оставались деньги за проданную машину, но и они скоро утекут сквозь пальцы. Впереди путь, конец которого наступит, только когда Ирина найдет дочь. Это – самое главное. Это – единственное, о чем она должна думать.

Об этом – и о своей маме.

Выбросить из головы все остальное. Дыши, смотри в окно, не думай ни о чем. Завтра волны вынесут тебя на берег Московского вокзала вместе со всеми этими уставшими, спешащими куда-то людьми, и Иван Чемезов останется только тенью прошлого, случайностью, случившейся в нужное время. Меньше всего ты должна вспоминать его светло-серые глаза, его внимательный взгляд, изучающий тебя так, словно хочет запомнить навсегда. Или раздевает глазами. И не вспоминай о его руках, о больших ладонях, державших тебя за плечи. И о его губах. И о его словах. Все это нужно забыть.

Просто останься. Ты же можешь просто остаться!

– Мама, я вернулась! – Ирина не стала звонить и открыла дверь ключом, лежавшим под половицей. Не потому, что боялась разбудить Марию Николаевну. Она знала, что мать встает рано, чтобы посмотреть свежие новости. А может, просто плохо стала спать с годами. Ира просто хотела войти домой и увидеть маму сидящей в кресле или на кухне, с чашкой чая – как в старые добрые времена.

– Ира! Господи, что же ты не позвонила с вокзала? – Голос матери доносился с кухни.

– Чтобы ты устроила тут кулинарный поединок? – усмехнулась Ира и бросилась обнимать Марию Николаевну. – Господи, как я по тебе соскучилась!

– Девочка ты моя. Ты еще больше похудела. Тебя нужно кормить и кормить! – возмутилась мать, шутливо тыкая дочь в ребра. – Ну скажи, почему ты такая у меня несговорчивая?

– Я… нормальная, – пробормотала Ирина и вдруг с удивлением отметила, что матушка-то ее – при параде. Даже губы чуть подкрашены. – Ты куда-то собралась, мам? В такую рань?

– А что, ходить по дому с накрашенными губами – это уже преступление? – рассмеялась та. – Нет, Иришка, нет. Просто… у нас гости.

– Гости? – нахмурилась Ира. – Марк? Он что-то узнал? Почему он мне не позвонил? Ах да, я же отключила телефон.

– Почему ты, кстати, отключила телефон? – спросила мама, и взгляд ее посерьезнел.

– Это очень долгая история, мам. А ты говоришь, у нас гости.

– Ничего, – покачала головой мама, увлекая Ирину за собой. – Гостям это тоже очень интересно!

Меньше всего на свете Ирина ожидала, что посреди ее собственной кухни будет сидеть Иван Чемезов собственной персоной. Сидеть – и пить чай с ее мамой. Ирина всплеснула руками и осела на ближайший стул, заботливо подставленный ей Марией Николаевной.

– Как видишь, мы тебя ждали. Я как знала, напекла-таки пирогов. Сейчас подогрею. Ваня, вы мне не поможете, а то чайник тяжелый?

– Сию секунду! – Иван вскочил и пошел к раковине.

– Да подождите вы с чаем! – крикнула Ирина. – Откуда он-то тут взялся?!

– Прилетел, – сказал Иван и склонился, чтобы набрать в чайник воды.

– Вот спасибо. Ирочка, а ты видела, какой красивый портрет написал Ваня? Представляешь, он мне его подарил! Твой папа был бы так счастлив!

– О чем она говорит?

– Сама посмотри, – пожал плечами Иван, а затем демонстративно сел на свое место, подцепил пирожок и принялся его уплетать. – Господи, Мария Николаевна, как же вкусно! Ни в сказке сказать, ни пером описать!

– Куда?

– Ой, иди, я покажу. – Мария Николаевна потащила Ирину в комнату, в середине которой стоял портрет – тот самый, над которым Иван работал все время их знакомства, за исключением последней пары недель. На нем Ирина, в терракотовом платье, в широкополой шляпе, – летит по небу, придерживая шляпу изящно изогнутой рукой. На ее ногах – только одна туфелька. Вслед за ней летят цветы, два кота, какая-то газета…

– Ты его закончил? Когда?

– Иногда по ночам я бросал эту дурацкую поддельную «Завалинку» и принимался писать тебя. Потому что это – единственное, что мне по-настоящему хотелось делать. Я готовил ее к Питерской выставке.

– Представляешь, Ириша, ты будешь выставляться в художественных залах! – улыбнулась Мария Николаевна.

– Я не хотела бы…

– Это мой портрет, Ира! – возмутилась мама. – И я ему разрешаю. Знаешь, как он называется? Твой портрет?

– Воровка на доверии? – предположила Ирина, и колючий взгляд темно-зеленых глаз обжег и поранил Ивана.