Девушка для дракона

Небо рухнуло на землю, а тьма обратилась светом… Нет, ничего такого не происходило на самом деле, просто то, что почувствовала Ашка, когда губы блондина накрыли ее рот – она сравнила именно с этим. В его поцелуе не было нежности. Неистовый, властный и мучительно-желанный… Он, словно ураган, снес все выстроенные ею щиты, в надежности которых она убеждала саму себя последние дни. Арэт высокомерный, Арэт расчетливый, Арэт бездушный, Арэт… дракон. Чушь! Ширма! А за ней банальная истина, в которой страшно признаться даже самой себе.

Арэт – мужчина, который ей безумно нравится.

Она не возражала, когда он снял с нее очки. Темнота не лишила зрения, ведь глаза девушки и так уже были закрыты. Его руки скользили по ее бокам, очерчивая контуры стройной фигуры, придерживали и ласкали сквозь тонкую ткань платья, заставляя томительный жар расползаться волнами по телу. Он сминал ее губы, легонько покусывал, давая ей вдохнуть, дразнил, касаясь кончиком языка нежной кожи, и снова ласкал их, не желая выпускать из плена своего рта. Поцелуй из жесткого постепенно превращался в игриво-нежный, но при этом не терял своей ненасытности. Рука Ашель скользнула на шею блондина. Пальцы пробежались по линии позвоночника вверх и зарылись в растрепанные на затылке волосы, прямо у основания толстой косы. От этой незамысловатой ласки по телу мужчины прокатилась волна приятной дрожи. В висках отчаянно запульсировала кровь. Тук-тук… тук-тук… тук… И только пару минут спустя до сознания Арэта дошло, что звук раздается вовсе не в его голове.

Стук повторился, и на этот раз он был куда громче и настойчивей. Арэт нехотя оторвался от девушки и одарил дверцу шкафа мрачным взглядом. А Ашка пару раз моргнула, прогоняя наваждение, затем посмотрела в мерцающие в темноте глаза мужчины и, жутко смутившись, пробормотала:

– Ар, я… мы… – Узкие ладошки соскользнули с его плеч. Но это вовсе не означало свободу. Пусть девушка и не обнимала больше дракона, он-то по-прежнему продолжал держать ее, прижав своим телом к стене. – Странное ты выбрал место для взыскания долга. Теперь, как я понимаю, мы в расчете. – Наконец выговорила изобретательница и, отвернувшись, добавила: – Нас зовут, пойдем.

На душе у нее отчего-то стало так тоскливо, что захотелось плакать. А еще хотелось, чтоб вопреки произнесенным только что словам Арэт не отпускал. Но он выполнил просьбу. Аккуратно поставил девушку на пол и… приоткрыл дверцу.

– Кхе-кхе-кхе! – донеслось из комнаты, после чего в образовавшуюся щель протиснулась чешуйчатая голова с улыбкой доброго крокодила. – Гос-с-сподин Эльт-Ма-Ри, хочу напомнить, ш-ш-ш-што у нас-с-с в договоре значится одна ж-ж-желтоглазая артефакторш-ш-ша! А вы, похоже, решили ей довесок организовать… Нехорош-ш-шо!

– Какой еще довесок? – не поняла все еще мрачная Ашель.

– Крикливый и капризный! Мес-с-яцев эдак ч-через-с-с девять! – с готовностью пояснил зор-зар.

– Ах ты… гад! – возмутилась Ашка, временно забыв о своей грусти, и от всей души огрела змея по голове взятым с коробки шлемом. Антимигрен опять треснул, но и потусторонняя тварь с мерзким чувством юмора на время притихла.

Глава 2

Небольшой городок, расположенный в паре часов езды от столицы Тикки-Терри, тонул в пелене низких облаков и беспрерывного снегопада. Крыши прятались под белыми шапками, а деревья казались обклеенными ватой. Пушистые хлопья, медленно кружась, ложились на мостовую и тут же начинали таять. Прохожие спешили по домам, мало кто желал бродить по городу, испытывая на прочность зачарованную от промокания обувь. Да и простуду подхватить при такой промозглой сырости было проще простого. Только возле одного из двухэтажных домов, тянувшихся вдоль улицы сплошным фасадом, наблюдалось некоторое оживление. Если, конечно, можно считать таковым парочку унылых господ, зябко кутавшихся в темно-серые плащи с символикой стражей порядка. Похожие как братья-близнецы своей худобой, сутулостью и одинаково красными от холода носами мужчины слаженно притоптывали, пытаясь согреться, возле крайнего подъезда, на входной двери которого отчетливо виднелся коряво нарисованный мелом крест. Так до конца расследования было принято метить опечатанные дома, где совершилось преступление. Настенные светильники, свисающие с кованых конструкций, зловеще поскрипывали цепями, раскачиваясь от ветра. И этот монотонный звук добавлял общей картине серых красок тоскливости.