Девушка для Привратника Смерти (СИ)

— Племянничек! Да, благодарю вас, — в лицо Габриэля ударил поток ледяной воды. Встрепенувшись, он сел и понял, что нарциссовое поле ему пригрезилось — Габриэль лежал в грядке с цветами среди оранжереи. Тетка довольно кивнула, протянула опустевший стакан слуге, который почтительно склонился рядом в полупоклоне, и сказала:

— Помнится, твой отец напивался так, что все женщины столицы зашивали юбки и прятались на чердаки. А однажды он сжег бордель на Лимонной улице. Дядюшка твой тоже до свадьбы изволил знатно погулять. А ты в нарциссах спишь, вот и весь кутеж.

Габриэлю стало стыдно. Тетка усмехнулась и махнула слуге, приказывая убираться прочь — тот покорно поскакал в сторону оросительных блоков.

— Слава Господу и святой Агнес, — с чувством промолвила герцогиня. — Хоть теперь на человека похож.

— Какой сегодня день? — хрипло спросил Габриэль и не к месту вспомнил, как Арканжело называл такие голоса, как у него теперь: голосок, как в заду волосок, и тонок, и нечист. Ему захотелось нервно рассмеяться.

Герцогиня усмехнулась.

— Пятнадцатое. Вторник.

Значит, они расстались с Эльзой всего лишь позавчера. Она свободна от него, от его тяжелой, мучительной страсти, которая не принесет ей ничего, кроме боли.

— Вторник… — повторил Габриэль, и неожиданно его качнуло так, что он едва не упал. Герцогиня быстрым движением схватила его за запястье, удержала. Откуда в старой женщине такая сила…

— Так, племянничек, не падай, — весело сказала тетка. — Пить ты, как мы выяснили, не умеешь, так надо учиться. Что именно ты настолько неумело пробуешь залить, — герцогиня повела носом и добавила: — …манжуйской водкой?

Манжуйская водка. Отвратное зелье. Если Габриэль пил в «Зеленом огоньке» именно его, то неудивительно, что он в итоге уснул в клумбе с нарциссами.

— Я расстался со своей подругой, тетушка Агата, — смиренно признался Габриэль.

Аккуратно подведенные черные брови тетки подскочили чуть ли не до прически.

— Новость так новость, — сказала она. Габриэль выбрался из грядки, убедился, что измазался, как свинья, и устало подумал, что кутеж не заглушил боли в его душе. Ему казалось, что на месте сердца у него кровавая дыра — Габриэль даже посмотрел на свой грязный пиджак, чтоб в этом убедиться.

Сердце было на месте. Как и все остальное.

— Ты меня поражаешь, племянничек, — герцогиня взяла его под руку, не боясь испачкать тонкие кружева рукавов, и вдвоем они неторопливо побрели к выходу. Тросточка звонко цокала по камням — тук, тук — и эхо металось под черепом, заставляя морщиться от головной боли.

— Я иногда сам себе поражаюсь, тетушка Агата, — признался Габриэль. — Но расстаться с Эльзой было нужно для счастья самой Эльзы.

Герцогиня усмехнулась — не словам Габриэля, каким-то собственным мыслям.

— А как же твое счастье, мой дорогой? — поинтересовалась она. — Марта рассказала мне об этой девушке, она считает ее очень милой и доброй. Не думаю, что ее величество королева и его величество король одобрят кого-то неподобающего.

— Все так, тетушка Агата, — кивнул Габриэль. По счастью им никто не попался по пути к выходу, иначе бы он умер от стыда. — Все так, и знаете… — он остановился и, помолчав какое-то время, признался: — Кажется, я ее люблю.

Старуха посмотрела на него с сочувствием и пониманием. Должно быть, она знала Габриэля лучше всех — и любила, как любят сына или внука.

— Но ты Привратник Смерти, — с искренней горечью промолвила она. — И над вами всегда будет эта тень. Девочка привыкнет, мой милый, уж такая у нас природа. Мы ко всему можем привыкнуть. Но тень будет всегда — над вами, над вашей жизнью, над вашими детьми…

Габриэль кашлянул.

— Да, тетушка, — выдохнул он. Слова встопорщились в горле растрепанными птицами, и Габриэль снова ощутил тошноту. — Все так. Вдобавок, я слишком жесток.

— Положение обязывает, — вздохнула герцогиня. — Ты тот, кто ты есть. И надо либо тебя принимать, либо уходить.

Был еще один вариант, о котором тетка не знала — лежать под нарциссами. Но Габриэль и представить не мог, что с Эльзой может случиться что-то подобное. Он вдруг стал каким-то растерянным и несчастным, и это настолько не имело отношения к нему прежнему, что Габриэлю стало страшно.

Потом, уже войдя в свои покои и избавившись от грязного тряпья, в которое превратилась его одежда, Габриэль нырнул в бассейн с бодрящей, чуть теплой водой и четверть часа плавал, прогоняя из головы туманное марево минувших дней без Эльзы. Ему невольно вспоминалось, как они целовались в этом бассейне — если всмотреться, то можно увидеть их призрачные тени у соседнего бортика.

Впрочем, целовал-то Габриэль. Эльза просто позволяла это делать.

Плавание немного взбодрило его. Выйдя из бассейна и вернувшись в спальню, Габриэль обнаружил, что грязную одежду уже унесли, на кровати лежит новый костюм, а на столе стоит кофейник с крепчайшим черным кофе и небольшая тарелка, на которой красовалась брускетта с семгой, источавшая просто божественный тонкий аромат. Откусив кусочек поджаренного хлеба, Габриэль с теплом подумал о тетке, которая поспешила распорядиться по поводу завтрака.