Девушка для Привратника Смерти (СИ)

— А ведь скоро зима, — сказала Эльза. Габриэль, который нес большую корзину для пикника, вопросительно поднял бровь.

— Не любишь зиму? — спросил он. Эльза пожала плечами.

— Я люблю кататься на коньках, — сказала она. — Люблю наварить глинтвейна, сесть у окна с книгой и смотреть, как идет снег. А еще люблю Рождество, когда дети колядуют…

Эльза с какой-то светлой печалью вспомнила, как ходила в детстве на колядки. Все соседские дети собирались на улице, брали длинные палочки с приклеенными золотыми звездами, а самые старшие, близнецы Мари и Хайнс, несли вертеп с фигурками Младенца и Пресвятых Родителей. А потом вся веселая компания шла по улицам, пела и получала награду: конфеты, яблоки, пряники, даже серебряные монетки. Славим Господа всемогущего, славим создателя всего сущего, славим Деву и младенца на руках ее… Снег взвизгивал под подошвами валенок, воздух пах яблоками и морозом, и небо было высоким-высоким…

— А зиму я совсем не люблю, — призналась Эльза. — Холод, ветер… Это не по мне.

Она не стала добавлять, насколько холодно бывает в ее квартирке, когда наступает зима, ветер дует из всех щелей, и кажется, что кровь застывает в жилах. Впрочем, до этого еще далеко. Незачем портить себе настроение тем, что ты не сможешь изменить.

— А я умею варить глинтвейн, — вдруг чуть ли не смущенно сказал Габриэль. — Только без апельсинового сока. Просто с дольками.

Эльза удивленно посмотрела на него. Подумать только, королевский палач варит глинтвейн. А еще он рисует нарциссы, читает античных философов, и его мир намного глубже, чем он хочет показать.

В его мире есть не только нарциссовое поле.

— Кстати, а что в корзине? — поинтересовалась Эльза. Габриэль взвесил корзину в руке и ответил:

— Картофельный салат под белым соусом, сыр, два сорта ветчины и маринованные овощи. И куриные рулеты.

— Настоящий пир! — рассмеялась Эльза и взяла Габриэля за свободную руку — так они и пошли дальше по дорожке, которая вилась среди кленов и в итоге привела их к маленькому пруду.

Здесь царила какая-то прозрачная тишина — настолько глубокая, что ее не нарушили даже их шаги. Под деревьями, медленно ронявшими листья в воду, были вкопаны две изящные скамейки и маленький стол для пикника — когда Эльза расстилала тонкий клетчатый платок, служивший им скатертью, на плечо Габриэля неслышно упал маленький резной листок.

Еда оказалась исключительно вкусной — Эльза прекрасно понимала, что во дворцовой кухне готовят из лучших продуктов, и наслаждалась каждым кусочком. Внутренний голос заметил с интонациями баронессы Маргжетты, что Эльза сможет нормально питаться каждый день, а не выгадывать, как и на чем сэкономить получше.

Впрочем, Габриэль пока не делал ей никаких серьезных предложений, в отличие от Бена.

— Зачем столько соли? — поинтересовалась Эльза, заглянув в корзину и увидев по-настоящему огромную солонку. Габриэль прищурился и указал куда-то за ее плечо:

— Для них.

Эльза обернулась и ахнула, тотчас же зажав рот ладонями. На какой-то миг она перестала дышать, боясь спугнуть удивительное хрупкое чудо. Из-за деревьев выглядывали оленята — маленькие, серовато-рыжие, с любопытными антрацитово-черными глазами и трогательными мягкими ушками. По спинам и бокам малышей были рассыпаны белые пятна, тоненькие ножки осторожно переступали по опавшим листьям, словно оленята хотели выйти к людям и боялись, что их обидят.

Мать-олениху Эльза увидела уже потом: та стояла рядом со своими малышами и оценивающе смотрела на Эльзу и Габриэля.

— Боже мой… — прошептала Эльза, не сводя взгляда с оленят. — Такие маленькие…

Габриэль бесшумно отломил кусок хлеба, щедро посыпал солью и протянул в сторону животных. Мать склонилась к оленятам и сделала крошечный шаг вперед, словно подталкивала их к угощению. Один из малышей, самый смелый, приблизился к людям и осторожно, едва коснувшись губами, взял хлеб из руки.

Габриэль закрыл глаза. Это было чудо, подумала Эльза с горечью, жалостью и любовью, а в его жизни было слишком мало хороших чудес. Олененок ел хлеб, бархатные ушки подрагивали от волнения, и Эльза сама не заметила, как погладила его теплую спинку.

Второй малыш осмелел и тоже подошел к людям. Эльза посолила хлеба и протянула ему — тот забрал кусок, едва прикоснувшись к нему мягкими губами. Габриэль кормил олениху, и его лицо было каким-то радостным и детским, словно Привратник Смерти ушел, а ребенок, когда-то попавший в Прорыв, вернулся. От оленей пахло сухой травой и теплой шкурой, Эльза гладила их, приговаривая что-то доброе и ласковое, и не могла вспомнить, когда ей было настолько хорошо и легко.

Наевшись, семья ушла. Один из оленят обернулся на прощание, одарив Эльзу почти влюбленным взглядом влажных глаз, и скрылся за деревьями. Некоторое время Эльза и Габриэль сидели молча, пытаясь сберечь охватившее их трепетное чувство и запомнить его навсегда. А потом Эльза сказала:

— Это было невероятно. Ты подарил мне чудо.

Габриэль ничего не ответил — просто протянул ей руку. Эльза подошла, обняла его и едва слышно промолвила:

- Спасибо.