Девушка и фантаст (СИ)

    - Ты что, заболел? - спросил я своего брата Петьку, когда прочёл название книги, которую он держал в руках.

    - С чего бы это? - удивился братец, а затем хмыкнул, проследив направление моего взгляда. Мой взгляд упирался аккурат в словосочетание "Медицинский справочник".

    Согласитесь, не самое обычное дело - застать своего энергичного родича посреди уютной холостяцкой кухни корпящим над "медицинским справочником". Что-то зловещее есть в этой картине.

    - Нет, - ответил братец слегка покровительственным тоном. - Я пишу фантастический роман.

    Ох, неужто снова! Среди ближайших родственников я не знаю никого, кто не сталкивался бы с Петькиными просьбами "заценить" очередной созданный им шедевр. Отказы он принимал за кокетство, критика отскакивала от него как градинки от танковой брони. Иными словами, в творческом отношении мой братец был весьма закалённой и целеустремлённой натурой. Наверное, теперь без этого настоящим писателем не стать.

    Я уселся за стол и, подобрав с тарелки один из двух колбасных ломтиков, спросил:

    - Наверное, тебе для сюжета понадобились редкие болезни?

    - Нет. Хотя идея неплохая. Знаешь, какая самая главная проблема при написании фантастики?

    - Придумать оригинальную идею? - наугад предположил я.

    - Это тоже, - согласился он. - Но хуже всего с именами и названиями. Допустим, когда ты пишешь реалистическую прозу...

    - Не думаю, что когда-нибудь осмелюсь.

    - Не перебивай. Короче, чтобы назвать главного героя, тебе достаточно полистать телефонный справочник, чтобы определиться с местом действия - взглянуть на карту, с остальным и вовсе не парься - бери да списывай с натуры, как школьник домашнее задание с доски. Неплохая метафора, как думаешь?

    - Ну так... - я всегда прибегал к этому ответу, если не желал огорчать собеседника суровой правдой.

    - Короче, в случае фантастической литературы всё гораздо сложнее. Названия должны быть оригинальные. И для героев, и для места действия, и для всякой всячины, среди которой происходит дело. И вот с этим - просто труба. Допустим, с полдюжины ты ещё сможешь из себя выдавить, но десятки и сотни - вряд ли. Заметил, кстати, как ловко я ввернул архаичное словечко "полдюжины"?

    - Оно не укрылось от моего слуха.

    - Настоящий писатель должен расширять свой словесный запас за счёт архаизмов, диалектизмов и жаргонизмов.

    - Это как-то связано с медицинским справочником?

    - Опосредованно. Короче, оригинальные названия - это реальная проблема для всех фантастов. Многие пасуют перед нею, и пишут про каких-нибудь эльфов, которые сражаются с какими-нибудь вампирами с помощью каких-нибудь бластеров. Тебя, наверное, озадачило, что я трижды употребил слово "какие-то", но это на самом деле не от бедности языка, а стилистический приём усиления речи...

    - В следующий раз, когда мне захочется справиться о твоём здоровье, я семь раз подумаю.

    - Почему? А, ты намекаешь на суть?

    - Ну так...

    - Сейчас дойдём до сути. Я, признаться, тоже оскоромился, написал пару вещиц про эльфов, но затем понял, что это тупиковый путь. И отказался от него. Стал изучать, как эту проблему решают остальные. Надеюсь, от твоего слуха не укрылось то, как я научился избегать лишних местоимений? Нелегко было, но теперь без этого настоящим писателем не стать. Лишнее местоимение - словно гвоздь в подошве.

    - Неплохая метафора, но всё же не мог бы ты подсократить публичный разбор своей речи?

    - От слова "свой", кстати, нужно избавляться особенно тщательно.

    - Пожалуй, мне пора, - я встал и шагнул к двери.

    - Неужто ты предпочтёшь остаться на пропилеях, так и не войдя в парфенон?

    Этим он меня, надо признать, сразил. Пусть я и не раскрыл рот от изумления, но был к тому опасно близок. Не дерзну судить, насколько сказанное ниже характерно для всех начинающих писателей, однако вплоть до самого недавнего времени Петька явно предпочитал больше писать, чем читать. Дисбаланс был столь сильным, что всякий, близко знающий моего братца, мог бы подтвердить, что ждать от него упоминания слов вроде "пропилеи" и "парфенон" - всё равно что требовать от курицы перелёта через Днепр при ясной погоде.

    Вы бы и сами не стали ожидать подобных слов от человека, который всего месяц назад осаждал вас просьбами "заценить" его новый роман о том, как один дивный эльф взаимно полюбил юную вампиршу из враждебного клана, затем ненароком пристрелил её брата из бластера, после чего несчастные влюблённые покончили собой.

    Я вернулся к столу и сел напротив молодого фантаста.

    - Надеюсь, парфенон будет того стоить.

    - Отож. Короче, некоторые типы даже состряпали электронный генератор фантастических имён и названий. Я глянул на то, что он выдаёт - просто лажа. Ведь нужны не просто названия - нужны хлёсткие, звучные, запоминающиеся слова. И при этом совершенно незаезженные в литературе.

    - Только не говори, что ты их решил взять из медицинского справочника.

    Петька развёл руками. Чувствовалось, что он слегка раздосадован.

    - Собирался, но раз ты меня опередил, теперь уже не буду.

    Мы помолчали. Наконец я спросил:

    - И как, перспективно?

    - Да это золотая жила! Названия одно лучше другого. К примеру, трамал. Ты бы и в жизни до такого не додумался. А вот оно. На блюдечке. Бери да называй. "Билет на планету Трамал". Как тебе?

    - Сильно.

    - Или вот, допустим, я нашёл прекрасное слово для фантастического оружия: пневмоторакс. Круто, правда?

    - Да, звучит, - вынужден был признать я. - А что это такое на самом деле?

    Брат взглянул на меня, как на слабоумного.

    - Откуда мне знать? Я смотрю только заголовки статей. Если читать сами статьи, то, наверное, и до старости не закончишь.

    Подозрение закралось мне в сердце.

    - Петь, а что такое пропилеи?

    Глаза его предательски забегали.

    - Ну... то, что перед парфеноном.

    - А что такое парфенон?

    - Ну, знаешь! Мне тут некогда. Дел полно. Кстати, сколько сейчас времени?

    Я достал из кармана рубашки сотовый и взглянул на экранчик.

    - А ты не думаешь, что фраза "который час" более удачна? - поинтересовался я у начинающего писателя. - Она короче, точнее и литературнее.

    - Хорош издеваться, просто ответь: сколько?

    - Я только хотел сказать, что в стилистическом отношении...

    - Блин, дай сюда!

    И тут моя родная плоть и кровь довольно-таки бесцеремонно выхватила у меня из руки мобильник. Подобная выходка не избежала бы возмездия с моей стороны, если бы лицо Петьки при взгляде на экранчик не исказилось от ужаса настолько, что и самому недогадливому стало бы ясно, что каким-то образом возмездие уже осуществилось.

    - Блин... - прошептал брат, роняя телефон мне в руки. - Она же придёт с минуты на минуту! Вот дурак!

    Он вскочил и замер посреди кухни, затравленно озираясь. Потом кинулся ко мне,

    - Слушай, Вадик, сейчас ко мне придёт Марина. Это очень важно. Я сказал ей, что болею, и что ты тоже болеешь.

    - Надеюсь, не слабоумием?

    - Шутки прочь. Я болею гриппом, а ты - бронхитом. Так что будь любезен, подыграй. Надо просто кашлять сухим грудным кашлем, и всё. Она принесёт нам лекарства.

    Я понял, что сейчас устраивать расспросы бессмысленно. Основное было и так ясно. Раз он назвал её без отчества, значит, дама молодая, а произнесение полной формы имени из уст Петьки, называвшего своих прежних подруг лишь "Машка", "Дашка", "Нинка", означает, что к этой молодой даме у него отношение особое. Раз он ей сообщил, что буду я, значит, свидание не интимное, а то, что ему пришлось выдумать, будто мы больны, предполагает, что свидания добивался именно он, и что просто так эта Марина к нам бы не пришла. Учитывая указанные обстоятельства, вполне понятен тот ужас, который охватил его, когда он сообразил, что растранжирил время, которое хороший хозяин тратит на подготовку дома к приёму гостей.

    Этот ужас, надо сказать, передался и мне. Петька, конечно, раздолбай и фантаст, но прежде всего он мой брат, и раз ему необходимо провести успешное светское свидание, я обязан ему помочь. А если бы вы увидели обстановку, в которой это свидание должно было происходить, то наш ужас, безусловно, передался бы и вам.

    - Мы не можем встречать даму в такой кухне! - воскликнул я.

    - А что не так с кухней?

    - Мусор. Видишь ли, женщины не любят мусора. И этого не изменить. Поверь, проще убрать мусор, чем заставить женщину полюбить его. Это действительно так, хотя поначалу может казаться иначе.

    Несколько выше я назвал нашу кухню уютной, и я не кривил душой. Изменилось не моё мнение, изменился контекст, или, если угодно, критерии оценки. Скажу прямо, большинство кухонь, которые любой холостяк искренне назовёт уютными, на молодых дам произведут весьма неуютное впечатление.

    Так что я немедленно принялся собирать со стола пакетики из-под чая, конфетные обёртки, хлебные крошки, пивные пробки и прочих представителей великого множества, которое необходимо удалять от женского взора столь же бескомпромиссно, как лишние местоимения из текста.

    Петька тем временем самоотверженно ринулся к раковине, на приступ башни из немытой посуды.

    - Когда пожалует гостья? - спросил я, кидая в урну собранные на столе артефакты.

    - Договорились на час, - ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум плещущейся воды и стук тарелок. - Значит, где-то через десять минут.

    - У нас как минимум полчаса, - я смахнул паутину с фикуса и начал протирать подоконник. - Молодые дамы всегда опаздывают.

    - Эта не опоздает.

    И действительно - ровно в час запищал домофон. К этому моменту я успел прибраться на кухне, а братец героически очистил раковину - когда нужно, посуду он мог мыть столь же стремительно, как и писать романы.

    Петька помчался в прихожую и что-то пролебезил в трубку домофона. Потом забежал на кухню и схватил меня за грудки, крича, как утопающий соломинке:

    - Слушай, Вадик, помоги, а? Мне надо, чтобы всё прошло хорошо. От этого зависит моя жизнь.

    - Да кто она такая? - спросил я наконец.

    - Надеюсь, моя будущая жена.

    Казалось, после пропилей и парфенона меня уже ничем нельзя было удивить, однако я ошибался. Когда мир услышал, что Петр намерен жениться, пропилеям с парфеноном только и оставалось, что стыдливо отползти в тень.

    Чтобы не растекаться мыслью по древу, скажу только, что ни Машке, ни Дашке, ни Нинке, о каждой из которых мой братец в своё время с восторгом отзывался как об "эльфийски прекрасной девушке", не удалось преодолеть того обстоятельства, что любые разговоры о браке у Петра вызывали только приступы гомерического хохота.

    А теперь гляди ж ты!

    Стоит ли говорить, с каким интересом я ожидал явления этой самой Марины? Вот мы стоим в коридоре, руки брата трясутся, загодя открывая замок, снаружи слышатся лёгкие шаги, дверь тихо отворяется...

    И тут в Петькину конуру вплыла красавица, утончённая, как готический шрифт и изящная, как архаизм в тексте мастера. Снежинки блестели в её ресницах, на щёках играл румянец - так бы написали в ту эпоху, из которой вышла наша гостья, и они, безусловно, были бы правы!

    Нас она почтила присутствием всего на четверть часа. Всё это время я скромно наблюдал за избранницей моего брата, периодически кашляя сухим грудным кашлем и посильно участвуя в беседе.

    Что сказать? И в одежде, и в осанке, и в мимике нашей гостьи сквозили достоинство, благородство, скромность. Речь её являла доброту, общительность, искреннее внимание к собеседнику. Поначалу меня смущало общество леди, столь разительно отличающейся от большинства её сверстниц. Но затем пришло понимание - а ведь она реально классная. Это здорово, что она такая. Рядом с нею хочется быть лучше. Что и говорить, повезло братцу с невестой.

    Порасспросив о здоровье, Марина дала нам лекарства и рассказала, кому и как их принимать. Потом угостила дорогим заморским печеньем, которое мы тут же и съели за чаем.

    Наконец наступил момент расставания.

    Когда дверь за нею закрылась - проводить Марину нам мешали наши "болезни", - мы, храня благоговейное молчание, вернулись на кухню, разлили по второй чашке чаю и уселись на свои места - Петька возле окна, за которым падали снежинки, а я у двери. Только после этого братец произнёс:

    - Ну как впечатление?

    - Эльфийски прекрасная девушка, - сказал я.

    - Да какие, на хрен, эльфы? - возмутился Петька. - Они ей и в подмётки не годятся!

    - Пожалуй, соглашусь.

    - Арвен и Галадриэль дрались бы в грязи за право ей прислуживать!

    - Несомненно.

    Он глянул за окно, высматривая Марину, хотя, конечно, знал, что через двор она не пойдёт. Затем проникновенно заговорил, не оборачиваясь:

    - Это она. Та женщина, чьи глаза я хочу видеть каждое утро до скончания моих дней. Вадик, я должен жениться на ней.

    - Но, как мне показалось, она ещё не подозревает об этом?

    - Ну... в общем-то да... Если бы ты знал... я теряюсь перед ней и несу всякую чушь... и мне кажется, я ей совсем неинтересен. Вадик, что делать?

    - Расскажи-ка мне всё, и желательно поподробнее. Для начала: где тебе удалось сыскать такую девушку?

    - Это не я, - пробормотал Петька с подавленным видом. - Это мама. Помнишь тётю Катю, мамину подругу? Марина - её дочка. И, короче, мама договорилась с тётей Катей нас познакомить, чтобы, мол, мы потом поженились. Дядя Серёжа - Маринин отец, - не против.

    При других обстоятельствах я много что остроумного мог бы сказать по этому поводу, однако то, что открылось ныне, заставило меня просто сидеть и слушать, разинув рот.

    - Само собой, я как мог отбивался от маминых уговоров повстречаться с "хорошей девочкой". Потом думаю: ладно. От меня не убудет. Они договорились, чтобы нам встретиться в каком-то музее. Я специально оделся подурнее и зубов не чистил. Решил: если окажется какая-нибудь замухрышка и дура, сразу пошлю её, а если нормальная девчонка - вместе с ней поржём над мамашами и разойдёмся. О том, чтобы каких-то серьёзных отношений завязать и мыслей не было - ты знаешь, как я к этому относился. Конечно, чисто теоретически я допускал, что когда-нибудь в далёком будущем женюсь, но свою жену я намеревался выбирать сам, без маминых подсказок.

    В этот момент я кивнул.

    - Короче, поехал на встречу, ещё, дурак, опоздал, и как увидел её... блин! Я понял, что это она. Да, у меня бывали девчонки, и мне порою казалось, что я люблю их, но вот такого у меня ещё никогда не было. Это не просто влюблённость, это чувство, нет, это уверенность, что - всё, нашёл! Да, я хочу, чтобы она была моей женой!

    - Так в чём же дело? Ведь с родителями уже всё решено и обговорено.

    - Ничего не решено. Её родители сказали нашим родителям, что будут не против, если их дочь решит выйти за меня замуж. Но это не значит, что они будут сечь её розгами, если она вдруг даст мне от ворот поворот. Я надеюсь, ты заметил...

    - Архаичное выражение?

    - Да тьфу на все эти выражения! Перестань паясничать! Я говорю про то, что ты наверняка заметил, как равнодушно она... на меня смотрит! Блин, Вадик, я в луже. Я просто... осёл! Думал, будет круто, если пригласить её, сказавшись больным, она пожалеет и как-то... появится какое-то ко мне позитивное чувство... ну или хотя бы внимание...

    - Приехав сюда, она проявила тем самым немало внимания, и, безусловно, сочувствует твоей болезни.

    - Да, но...

    - Ты ожидал большего? С чего бы?

    - Ты прав. Конечно, гриппом никого не впечатлишь. Дурацкая идея. Вот если бы я был в гипсе... прикованный к инвалидной коляске... из-за того, что бросился под машину, спасая чужого ребёнка... да, это бы произвело впечатление, как думаешь?

    - Безусловно, однако сомневаюсь, что рыцаря своей мечты Марина представляет прикованным к инвалидной коляске.

    - Ты снова прав. Надо придумать что-то другое. Признаться ей, что я болен какой-нибудь серьёзной болезнью, без коляски, но от которой можно умереть, - он взял с подоконника медицинский справочник и принялся листать, бормоча: - Например...

    - Сифилис? - предположил я и тут же пожалел об этом.

    Брат наградил меня внимательным взглядом, в котором светилось вычисление удельного веса медицинского справочника, помноженного на силу ускорения, полученную при броске и определение наилучшей траектории полёта.

    - Спокойно, Пётр! Я лишь хотел сказать, что болезни и жалость - это неправильное направление. Тебе нужна не жалость, а любовь. Как ты верно подметил, надо придумать что-то другое.

    Поколебавшись, он отбросил справочник на подоконник, едва не задев горшок с фикусом.

    - Но что? То обстоятельство, что нас свели мамаши, на самом деле не облегчает, а только осложняет...

    - Ты ей уже говорил о своих чувствах?

    - Нет. Да как можно? Ты же видел её. Я даже не знаю, как и подступиться. Может, пригласить её полетать на воздушном шаре и когда мы воспарим к облакам, сделать предложение на латыни? А ты бы внизу выпустил на волю сотню белых голубей... И ещё музыка такая, средневековая...

    - И знак пронзённого сердца, выложенный на земле из сотни трупов убитых в её честь сарацин. Это я шучу, но вообще, надо сказать, у тебя неплохой план, - я нечасто хвалил брата, но в этот раз он был того достоин.

    Моя похвала весьма воодушевила Петьку.

    - Значит, завтра так и сделаем! Я знаю, где достать голубей. Позвоню ей, приглашу...

    - Нет, не выйдет. Ты же болен гриппом. Тебе нельзя выходить на улицу. При ней.

    - Блин! Проклятый грипп. Вот ведь угораздило выдумать такую...

    - Ругательствами делу не поможешь. Насколько я понял, мы можем, пожаловавшись на ухудшение самочувствия или что-нибудь такое, позвать её на помощь ещё раз. Следовательно, в своих планах лучше ограничиваться твоей квартирой.

    - Да что здесь можно сделать? - он горестно всплеснул руками.

    - Пораскинь мозгами. С воздушным шаром и латынью у тебя неплохо получилось.

    - Может быть, мне написать рассказ, где в качестве героев вывести нас, только слегка замаскировав...

    - Названиями из медицинского справочника?

    - Возможно. И там уже оттянуться вовсю. В смысле, рассказать, что я к ней чувствую.

    Вспомнив прошлые творения брата, я поневоле засомневался, такой ли уж это хороший план.

    - Ты уверен, что справишься? Рассказ ведь должен быть действительно... качественный.

    - Ещё бы! Лучший! Уж я постараюсь. Ради неё я готов пойти даже на правку и вычитку текста. В столь исключительных случаях, пожалуй, это действительно стоит делать. Да, Вадик, чем больше я думаю о нашем плане, тем больше он мне нравится. Бумага, как говорится, не краснеет. А в живом разговоре я бы непременно покраснел и начал нести какую-нибудь чушь. Даже на воздушном шаре. Короче, сделаем так. Я сейчас иду писать любовный рассказ, а потом позвоню ей и попрошу о помощи - ты же пока придумай предлог. Завтра, когда она придёт, отведёшь её в комнату и заговоришь чем-нибудь, а я тем временем суну распечатку рассказа ей в сумочку. На обратном пути она его обнаружит и... там уж всё решится.

    Я пытался отговорить Петьку от этого плана, но не преуспел. Пришлось помогать.