Писатель, задумывает и начинает писать новый фантастический рассказ о межзвездных войнах и роботах, но прекрасный летний день и присутствие рядом любимой девушки, меняют его отношение к едва начатому рассказу...
Современная русская и зарубежная проза18+Брайан Олдисс
Девушка и робот с цветами
Когда мы после ленча убирали посуду, я небрежно бросил ей:
— Я начал новый рассказ.
Поставив кофейные чашки на сушилку, Мэрион обняла меня и сказала:
— Ах ты, старый хитрец! Когда же это? Когда я ходила утром в магазин?
Я утвердительно кивнул, улыбаясь ей, чувствуя, как мне хорошо, наслаждаясь ее взволнованным и радостным чириканьем. Мэрион великолепна: на нее всегда можно положиться. Неужели это и впрямь привело ее в такой восторг — ведь она не особенно увлекается фантастикой? Но мне все равно; она преисполнена любви и, может быть, благодаря этой любви так проникается сочувствием ко мне, что рождение нового рассказа вызывает у нее такой же искренний восторг, как и у меня.
— Ты, я полагаю, не собирался сообщить мне, о чем он? — спросила она.
— О роботах. А больше не скажу ничего.
— Окей. Иди и попиши немножко, пока я домою посуду. У нас до выезда есть еще минут десять, правда?
Мы собирались заехать к нашим друзьям Каррам, которые жили на другом конце Оксфорда. У Карров не было машины, и мы договорились, что, захватив их вместе с их двумя детьми, поедем за город на пикник, чтобы отпраздновать наступление жары.
В тот момент, когда я выходил из кухни, снова загудел холодильник.
— Ну, завел! — мрачно сказал я Мэрион. Я стукнул по нему, но он продолжал на меня ворчать.
— Я никогда его не слышу, пока ты мне не напомнишь, — сказала она. Ничто на нее не действует, скажу я вам! Это чудесно; это значит, что она превосходное успокоительное средство для нервов, как бы она меня ни возбуждала.
— Надо позвать электрика — пусть посмотрит, — сказал я. — Если только этот шум не доставляет тебе удовольствия. Торчит тут, да пожирает электричество, словно…
— Робот? — подсказала Мэрион.
— Да. — Я побрел в гостиную, служившую одновременно и кабинетом. На ковре у окна лежала Никола в какой-то немыслимой позе, грея на солнышке брюхо. Я подошел к ней с рассеянным видом и пощекотал: пусть помурлычет. Она знала, что мне это нравится не меньше, чем ей; в некоторых отношениях они с Мэрион были очень похожи. И тут меня охватила досада.
Я закурил сигару и пошел обратно в кухню. Дверь во двор была открыта. Прислонившись к косяку двери, я сказал:
— Пожалуй, на этот раз я тебе скажу. Не знаю, так ли уж он хорош, чтобы стоило его кончать.
Она посмотрела на меня.
— А что, он станет лучше оттого, что я услышу?
— Может, ты что-нибудь предложишь.
Наверное, она подумала, как было бы неблагоразумно с ее стороны призывать меня на помощь, если бы у нее не удалась стряпня. Но она только сказала:
— Потолковать никогда не вредно.