Девушка из Англии

– Я… Ну да, наверное… – Джоан подумала о матери, говорившей, что у нее «кончились нервы». И вспомнила об отце, твердившем, что «надо быть храброй». – Хотя я не знаю точно, что вы имеете в виду, – добавила она.

Мод снова замолчала, и пауза продлилась так долго, что Джоан подумала, не отвлеклось ли внимание собеседницы на что-то другое. Но потом хозяйка сжала пальцами подлокотники кресла и откашлялась.

– Послушайте, Джоан, речь пойдет о некоем одолжении… Не могу ли я попросить вас кое-что для меня сделать?

– Если это в моих силах, мисс Викери, я готова. Так о…

– Но все должно оставаться в секрете. В строгом секрете. Даже от вашего жениха и уж точно от всех, с кем вы встречаетесь в представительстве. Возьметесь?

Мод выглядела совершенно серьезной, и Джоан сразу ощутила какую-то тревогу. Пару секунд она в нерешительности молчала, не имея никакого представления, о чем Мод может ее попросить. Она терпеть не могла врать, но в глубине души чувствовала жгучее любопытство. До этого момента ей казалось, что почти все в этой поездке не вполне оправдало ее ожидания. Джоан чувствовала, что это относится и к ней, ведь она нисколько не изменилась. Только Мод вносила в ее здешнюю жизнь какую-то экзотическую ноту. К тому же по пятам за осторожностью следовал азарт, связанный со всякой тайной. В конце концов, хранить секрет не то же самое, что лгать. Сюда примешивалась и надежда оказаться полезной, стать, по сути, доверенным лицом самой Мод Викери. Она подумала о том, из чего состоит эта поездка в Оман. Конечно, встреча с Даниэлем, позволившая почувствовать себя хоть и любимой, но в данный момент лишней в его жизни. Общение с пьющей Мэриан. Любование заходящими в гавань судами. Обеды то там, то здесь и морские купания. Фотографирование верблюдов и, возможно, поездка на традиционном арабском судне. Туризм. Вот и все, на что можно было рассчитывать, пусти она дело на самотек. Во рту пересохло, и Джоан поняла, какой ответ хочет дать.

– Хорошо, – сказала она, встречаясь взглядом с Мод. – Я постараюсь.

– Умница. Мне нужно, чтобы вы кое-что для меня сделали, и это ужасно важно.

Египет, 1895 год, апрель

Отель в Каире имел обширный центральный двор под открытым небом. Вокруг него под колоннадами были расставлены обитые шелком диваны и кресла. Там стояли огромные пальмы и фикусы в кадках, красные лилии с восковыми зелеными листьями, такими темными, что они казались черней сажи. В центре бил фонтан, струи которого изливались из пастей львов в бассейн, полный бледных усатых рыб, плававших по нему кругами от рассвета и до заката. Каждый день в четыре часа постояльцы пили чай под колоннадами. Слуги приводили застоявшийся воздух в движение с помощью снабженных длинными ручками опахал из сплетенных пальмовых листьев. Безмолвные официанты в белых перчатках выносили серебряные подносы, на которых лежали сэндвичи-канапе и птифуры. Мод была разочарована. Ей не хотелось, чтобы в Египте ей подавали традиционный английский чай с обилием закусок – такой же, как в Гемпшире[69]. И она не желала ужинать каждый вечер в гостинице вместе с другими англичанами. Она мечтала спать в одной из пирамид и встречать призраки древних фараонов. Или ехать по пустыне вслед скрывающемуся в золотых песках солнцу и носить паранджу, как Шахерезада. Шел апрель, и Натаниэль поехал с ними на пасхальные каникулы, к которым они решили прихватить еще несколько дней. Элиас Викери всегда с охотой брал мальчика во все поездки вместе со своими детьми и без лишних слов оплачивал дополнительные расходы. Семья Викери владела большим состоянием на протяжении стольких поколений, что никто, кроме Элиаса, точно не знал, сколько у них денег и откуда они взялись. Младшие Викери, во всяком случае, никогда не задавали подобных вопросов. Натаниэль незадолго до этого вернулся из Франции, от матери, и всю первую неделю молча страдал, находясь в состоянии полного нервного истощения. При этом он отказывался что-либо объяснять и вообще не хотел говорить о злополучной поездке. И почти все время спал. Мод за ним внимательно наблюдала и видела, как он постепенно вновь приходит в себя, пробуждаясь к жизни, словно дерево весной. Его плечи расслабились и расправились, голова поднялась. На щеках заиграл румянец, глаза вновь обрели обычную проницательность, а затем к нему вернулся и голос. Вопросы, размышления вслух, глупые шутки, которыми он перебрасывался с мальчиками. В первый раз, когда он безудержно захохотал над нарочито неуклюжим падением Фрэнсиса на пятую точку, Элиас похлопал его по плечу и улыбнулся. Мод знала эту улыбку отца, которая безмолвно говорила «молодец». Она чуть не поздравила Натаниэля, хотя не могла сказать, с чем именно. Ей захотелось его обнять, но поскольку она никогда прежде этого не делала, то не решилась.