Девушка из Бруклина

Карадек стоял молча, с остановившимся взглядом, чувствуя, что зашел в тупик. Он впал в ступор. Стоял и молчал, не чувствуя ледяного ветра. Потом мало-помалу стал приходить в себя. Он и сам не знал, почему, но одна мелочь, вроде бы не имеющая никакого значения, не выходила у него из головы. Был один вопрос, на который Клэр отвечала в разное время по-разному. Почему? Вот что мучило Карадека.

– До похищения ты твердила, что хочешь стать адвокатом, – сказал он. – Для тебя это было важно, ты за это держалась.

– Да, так оно и было.

– А когда сбежала, твои планы резко изменились. Ты во что бы то ни стало решила заниматься медициной. Почему вдруг ты…

– Из-за вашей дочери, – прервала Марка Клэр. – Из-за Луизы. Она же хотела стать врачом, так ведь?

У Марка все поплыло перед глазами.

– Откуда ты знаешь? Ты же только что сказала, что даже не подозревала о ее существовании?

– Потом я с ней познакомилась.

– Что за чушь ты несешь?!

Клэр спустила с рук Тео и вытащила из рюкзака большую тетрадь в синем картонном переплете.

– Я нашла ее в сумке Киффера, – объяснила она. – Это дневник Луизы. Я не знаю, почему он оказался там, вместе с выкупом Максима Буассо. Киффер забрал его у вашей дочери. Он постоянно так делал. Давал тетради, чтобы писать, а потом забирал написанное.

Клэр протянула тетрадь Карадеку, но тот стоял неподвижно, окаменел, был не в силах даже руку протянуть.

– Возьмите. Она ваша. Луиза часто вам писала. Вначале по письму каждый день.

Когда Карадек взял тетрадь, у него дрожали руки. А Клэр снова подхватила Тео на руки. Вдалеке в конце набережной она заметила Рафаэля – тот спешил к ним навстречу.

– Пошли, видишь, там папа, – сказала она малышу.

Марк сел на скамью напротив моря. Он раскрыл тетрадь и пробежал глазами несколько страниц. Сразу узнал почерк Луизы, убористый с острыми буквами, и ее любимые рисуночки, она всегда что-то царапала: птичек, звезды, розы, вплетенные в готические орнаменты. На полях, рядом с рисунками были еще и стихи. Отдельные строчки или стихотворения, которые дочке читала мама. Марк узнал Гюго («Из тьмы своей в свой свет шагает человек»), Элюара («Так близок я с тобой, что холодно с другими»). Были цитаты. Из Сент-Экса («Тебе станет больно. Тебе покажется, что я умер, но это неправда»). Дидро («Повсюду, где есть пробел, читайте: Я вас люблю»).

У Марка перехватило горло. Боль захлестнула его, мучительная, жгучая, невыносимая. Но вместе с ней нахлынули воспоминания, и словно кипящий гейзер затопили его мозг.

Марк снова слышал Луизу.

Он узнавал ее смех, вибрации голоса, напор.

Она была здесь, на этих страницах.

На этих страницах она была живой.

Луиза

Папа, мне страшно…

Я не вру, честное слово, у меня трясутся руки и колотится сердце. И еще мне кажется, что Цербер пожирает мои внутренности. Я слышу его лай, но я знаю, что ничего этого нет, что все это мне только кажется. Я боюсь, но стараюсь, как ты мне всегда говорил, не бояться своего страха.

И все-таки, когда мной овладевает паника, я говорю себе: ты обязательно меня найдешь.

Я видела, как ты работаешь, видела тебя, когда ты поздним вечером приходил домой. Ты никогда не отчаивался. И еще, я знаю, ты всегда доводишь дело до конца. И я знаю: ты найдешь меня. Рано или поздно. И поэтому я держусь, поэтому остаюсь сильной.

Мы с тобой не всегда понимали друг друга. А в последнее время даже почти не говорили. Если б ты знал, как я об этом жалею… Надо было бы гораздо чаще говорить, что мы любим друг друга, что можем друг на друга рассчитывать.

Когда проваливаешься в ад, важно иметь запас хороших воспоминаний. Я без конца их прокручиваю в голове. Чтобы стало теплее, чтобы меньше бояться. Я читаю стихи, которым научила меня мама, повторяю музыку, которую играла на рояле в музыкальной школе, пересказываю себе книги, которые ты заставлял меня читать.

Воспоминания цепляются одно за другое. Я совсем маленькая, сижу у тебя на плечах в перуанской шляпе – это мы гуляем по лесу в Визавоне. А как вкусно пахнут булочки с шоколадом – мы с тобой только что купили их воскресным утром в булочной на бульваре Сен-Мишель, где хозяйка непременно давала мне теплую, только что из духовки, мадленку… А наши странствия по дорогам Франции, когда я занималась конным спортом! Я могла утверждать противоположное, но мне всегда было нужно, чтобы ты был рядом, чтобы смотрел на меня. Когда ты был рядом, со мной не могло случиться ничего страшного.

Я вспоминаю каникулы, которые мы проводили вместе – ты, я и мама. Я часто ныла, отказывалась ехать с вами, и только теперь понимаю, какое это было счастье, и воспоминание о нем помогает мне сбежать из тюрьмы.