Девушка из Бруклина

– И что же он посоветовал?

– Сказал, я правильно сделал, что обратился к нему, и…

– И…

– И что он уладит эту историю, но главное, чтобы я никому больше не говорил о результатах анализа.

– Марку вы об этом сказали?

Вассер был смущен и пробормотал:

– Ну-у, я же пообещал…

Я вышел из спальни. В гостиной – никого, и кровать сына тоже пустая. Меня это не встревожило. Час поздний. Тео, конечно, умирал с голоду, и они с Клэр спустились вниз завтракать. Я натянул брюки, влез в кроссовки, собираясь к ним присоединиться, зажал плечом трубку и стал зашнуровывать кроссовки.

– А если конкретно, вы знаете, как поступил Анжели с полученной от вас информацией?

– Понятия не имею, – уверил меня полицейский. – Я пытался с ним связаться, но он мне ни разу не позвонил.

– А вы сами звонили ему домой или на работу?

– Конечно, но он не брал трубку.

Логично. Пока Вассер не открыл мне ничего нового, только подтвердил то, что я интуитивно чувствовал. Но прежде чем положить трубку, я решил задать ему еще один вопрос. Так сказать, закрыть тему. И не ждал ничего интересного от ответа.

– А когда вы сообщили Анжели о том, что узнали?

– Я довольно долго колебался. И пошел к нему неделю спустя после того, как поговорил с Карадеком.

Я напрягся. Новая нестыковка. Прошло от силы четыре дня, а вовсе не неделя с той минуты, когда Марк обнаружил отпечатки пальцев Клэр на чайной чашке у меня на кухне. Но какой интерес полицейскому мне врать?

Во мне невольно мелькнула тень подозрения.

– Я не понял, Вассер, когда именно Марк попросил вас проверить отпечатки?

Полицейский ответил без малейших колебаний:

– Ровно двенадцать дней назад. Я прекрасно это помню, потому что он позвонил мне в последний день моего отпуска, а я проводил его со своей дочкой. Это была среда, двадцать четвертого августа. Вечером я отвез Агату на Восточный вокзал, посадил на поезд, и она уехала к матери. И Карадеку я назначил свидание неподалеку – «В трех друзьях», это бистро напротив вокзала.

Я давно зашнуровал кроссовки. И меньше всего ждал, что моя жизнь снова сойдет с рельсов именно в этот миг.

– А когда вы передали ему результат?

– Два дня спустя, двадцать шестого.

– Вы уверены?

– Конечно. А что?

Я был в шоке. Марк на протяжении десяти дней знал, кто такая Анна. Без моего ведома он отдал на экспертизу отпечатки моей подруги еще до того, как она исчезла. И потом разыгрывал комедию. А я, дурак, ничего не замечал…

Но что ему было нужно?

Я пытался понять соображения Марка, но увидел на экране новый звонок, поблагодарил Вассера, отключился и нажал клавишу.

– Месье Бартелеми? Я Малика Ферчичи, работаю в медицинском центре Сент-Барб в…

– Да, Малика, я знаю. Марк Карадек говорил мне о вас.

– Ваш телефон мне дала Клотильда Блондель. Она вышла из комы, очень еще слаба, но волнуется, в безопасности ли ее племянница. Странно, что никто не предупредил нас о том, что с ней случилось. Она вдруг перестала приходить, и мы не знали, что и думать.

Меня поразил голос молодой женщины, низкий и вместе с тем ясный.

– Вы обрадовали меня известием, что мадам Блондель стало лучше, – сказал я. – Хоть и не очень понимаю, почему она дала вам мой телефон…

Малика замолчала, потом спросила:

– Вы друг Марка Карадека, так?

– Так.

– А… А вы знаете его прошлое?

Я невольно подумал: за последние пять минут я уже ни за что не могу ручаться.

– Что вы конкретно имеете в виду?

– Вы знаете, почему он ушел из полиции?

– Во время операции Марк получил шальную пулю от бандитов, которые грабили ювелирный магазин на Вандомской площади.

– Да, все правильно, но не пуля было главной причиной. К тому времени Карадек был уже тенью себя прежнего. А он был исключительным следователем, но с ним стали случаться срывы, и он лечился в «Курба».

– «Курба»? Что такое «Курба»?

– Оздоровительный центр в Индр-э-Луар, неподалеку от Тура. Больница специализируется на лечении депрессий у полицейских, в частности, тех, кто страдает алкоголизмом и наркоманией.

– Откуда вы это знаете, Малика?

– От отца. Он был начальником отдела по борьбе с наркотиками. История Марка известна в полиции.

– С чего вдруг? Думаю, полицейских с депрессиями в полиции более чем достаточно.

– Да, здесь дело не в этом. Вы знаете, что Марк потерял жену?

– Да, знаю.

Мне не нравился оборот, который принял наш разговор, не нравилось, что я выведываю что-то о Марке, но любопытство возобладало над дружеским уважением.

– Вы знаете, что она покончила с собой?

– Он несколько раз упоминал при мне об этом.

– А вы не пытались расспросить его, как это случилось?

– Нет. Я не люблю задавать вопросы, которых сам хотел бы избежать.

– Значит, вы ничего не знаете о его дочери?

Я вернулся в гостиную, взял пиджак и бумажник, который лежал на столике.

– Я знаю, что у Марка есть дочь. Но, насколько я понял, видятся они не часто. Кажется, она учится за границей.

– За границей? Вы шутите? Луизу убили десять лет назад.

– О ком вы говорите?

– Луиза, дочь Марка, была похищена, а потом убита сексуальным маньяком, который бесчинствовал в двухтысячном году.