Девушка из Дубровника (СИ)

- Надо-надо. Здесь очень вкусное мороженое. Считайте, что это мое такое неуклюжее извинение. Ну, всего хорошего! Довидженья!

Он пошел к выходу, а я сидела и тупо смотрела ему вслед. Какое уж тут «довидженья», скорее, «збогом» - и навсегда.

Неслышно подошел официант, поставил передо мной кофе и мороженое, забрал пустые тарелки.

Ощущение было странным. Напоминало что-то такое давным-давно забытое, из детства. И только допивая кофе, я вспомнила.

В шестом классе мне нравился мальчик по имени Максим. Я сидела в среднем ряду, а он у двери, через проход от меня и на одну парту ближе к доске. Моим постоянным занятием на уроках было таращиться на него. Видимо, он чувствовал мой взгляд, поворачивался сердито, а я тут же отводила глаза. И хотя никому о своих чувствах не рассказывала, мой интерес явно не остался незамеченным.

Как-то раз на уроке мне передали записку.

«Ника, я тебя люблю. М.С.»

Где-то секунд пять внутри меня бушевал дикий восторг, а потом я сообразила, что Максим никак не мог передать мне записку с ряда у окна. Хихиканье Юльки Елоховой и Светки Артемовой это замечательно подтвердило. Я пожала плечами, скомкала записку и бросила в них бумажным шариком. Потом посмотрела на Максима, который старательно записывал что-то в тетрадь.

Это была какая-то липкая пустота, в которую вяло засасывало обиду, досаду, разочарование. Но с того дня мой интерес к Максиму пошел на убыль. К тому же именно тогда я впервые попала на серьезные соревнования среди юниоров, и мне стало совсем не до мальчишек. Ну, во всяком случае, на какое-то время.

А что теперь?

Да ничего. Как я говорила себе утром? Пусть все решает фортуна? Ну вот она и решила. Детский мат в три хода. А в качестве утешительного приза – экскурсия по старому городу и обед в дорогом ресторане с интересным мужчиной. И будь довольна, королева оленей. Могло ведь и хуже обернуться. Представь, что все закрутилось бы, а ты раз - и влюбилась в него по уши. В твоей ситуации - то, что доктор прописал. И получилось бы не восстановление душевного равновесия, а полный коллапс и энтропия.

Выйдя из ресторана, я вернулась к городским воротам и еще почти час бродила по узеньким улочкам, фотографируя каждый закоулок. Только теперь это не слишком радовало. Как будто из дивного города внезапно ушла та волшебная прелесть, которой он был наполнен совсем недавно. Я даже не захотела подняться на фуникулере на вершину горы и посмотреть на город и море сверху. Пообещала себе, что вернусь еще раз. Когда настроение станет получше.

Поздно вечером я снова сидела на балконе, доедала подвядшие персики и допивала кислое вино. Вокруг бетонной коробки внизу сновала стайка летучих мышей. Далеко в небе показалась светящаяся точка, которая превратилась в жука: голова, два крылышка и два светящихся глаза. Еще несколько секунд – и точно над моей головой с ревом пронесся очередной самолет, заходящий на посадку. Я знала, что прямо за горой аэропорт, но почему-то вдруг показалось, что самолеты летят туда умирать.

Днем я сказала Глебу, что когда-то в университете изучала сербо-хорватский язык. Все свелось к двум контрольным по грамматике, чтению и переводу определенного количества знаков художественного текста. Разумеется, это была чистая профанация, но считалось, что филологу-русисту знакомство с языком, наиболее близким к старославянскому, не повредит. Зачеты я получила легко, но изученное из памяти моментально выветрилось. Сейчас я могла вспомнить десятка полтора самых расхожих слов и выражений, вроде «добар дан» или «хвала», а еще – невесть как осевшую в моей голове идиому, которой точно не было в рассказах Павича. Дословно перевести ее на русский вряд ли представлялось возможным, но по смыслу она была близка к пожеланию, чтобы все мироздание вступило в близкие отношения с конем.

- A jebiga!- сказала я и пошла спать.

Глава 9

31 августа

Ровно в 5.55 меня разбудил рев стальной посудины, доставившей на курорт очередную партию отдыхающих. Пробовать уснуть снова можно было и не пытаться. Разминка прошла на автопилоте. Увидев меня, сидящую на поперечном шпагате, мужчина на балконе соседней виллы чуть не подавился сигаретой.

Иногда я спрашивала себя: зачем мне эта ежедневная профессиональная растяжка, зачем силовые. Неужели недостаточно обычной утренней зарядки? Ответа на этот вопрос не существовало. Разве что предположить, что это была такая тоненькая ниточка, которая связывала меня с прошлым. Тем самым прошлым, к которому я уже никогда не вернусь. Даже старые фотографии и афиши хранились у родителей на антресолях. С Андреем мы никогда не говорили об этом. Как будто несколько лет моей жизни просто были вычеркнуты, густо замазаны чернилами. Но я-то знала, что там – под жирной чернильной кляксой. Вспоминать было тяжело. Но и забыть совсем – нет, этого я не хотела. И, наверно, поэтому каждое утро проделывала сложный комплекс, который был под силу только гимнастам и акробатам.