Девушка из грёз

Изобличающую речь прервал звон колокольчика. В этот раз он звучал требовательней и громче – словно столовая не на первом этаже, а в полушаге.

Если б не обед, я бы непременно расправилась с этим подарком – разорвала и сожгла каждый листок! Но родители ждали… пришлось сунуть перевязанную лентой пачку в верхний ящик комода, под белье, и заторопиться вниз.

Райлен может надеяться сколько угодно, но я даже не посмотрю на него. Никогда.

Глава 12

Хромота прошла, но отец настоял, чтобы на бал ехала не верхом, а в коляске. Я не противилась – послушно уселась на диванчик рядом с мамой и постаралась принять самый беззаботный вид. Отец тоже отказался от седла – он устроился напротив нас. Кивнул близняшкам, которые теребили поводья, только распаляя и без того нетерпеливых дарайхарок, и крикнул Михе, исполнявшему роль возницы:

– Трогай!

Миха разродился басистым «н-но!» и коляска покатила по мощенной булыжником дорожке. Ехать предстояло в объезд – через заливные луга, яблоневый сад, высокий каменный мост и рощу с огромными реликтовыми дубами. Просто отец, как и я, не слишком жалует короткую дорогу – ту, что бежит мимо кладбища и пропитана тошнотворным запахом скотобойни. Да и торопиться в принципе незачем.

Небо уже подернулось розоватой предзакатной дымкой, в воздухе витала прохлада, мир искрился зеленью, словно кричал о наступлении лета.

Близняшки держались позади коляски. Выглядели не слишком радостно, но несказанно мило – платья кремового оттенка неплохо скрывали характер, придавали скромный, благочестивый вид, а тщательно уложенные локоны делали лица чуточку взрослей.

Мое платье, наоборот, скромности не добавляло и отличалось ослепительной белизной. Просто так положено – когда девушке исполняется восемнадцать, ее наряды становятся откровенней и отчасти напоминают свадебные. А то вдруг кто-то не знает, что девица созрела для брака?

Прическа, разумеется, под стать – вместо простых лент маленькие, украшенные блестками розочки. Прозрачный намек на венец невесты – опять-таки для тех, кто не в курсе, что девушке уже пора…

– Розы смотрятся великолепно, – не скрывая гордости, сказала мамулечка. – Хорошо, что ты в отцовскую родню пошла. В светлых волосах розочки теряются, по себе помню. Ох, как я плакала, когда на первый взрослый бал шла…

Ну да, у мамы волосы цвета пшеницы, в таких цветы и впрямь выглядят бледно. Зато в моей черной гриве напоминают звезды, по ночному небу рассыпанные, – по крайней мере, именно так госпожа Флер говорит.

Отец смерил нас насмешливым взглядом, а потом посерьезнел, наклонился ко мне и… И стало ясно, почему он решил в коляске ехать.

– Линар письмо прислал, – тихо сказал господин Анрис.

Я вопросительно приподняла брови. Сердце споткнулось, показалось вдруг, что брат о Райлене пишет. Ведь назначение брюнета в Вайлес не тайна, такие события не только в местных, но и в столичных газетах освещают. Не на первой полосе и без фотографических портретов, но все-таки.

Однако речь пошла о другом.

– Он пишет, что не хочет приезжать на каникулы. Дескать, в академии дел полно.

– Ну он же не студент, аспирант, – прошептала мамулечка. – У него исследования, практики… Прохлаждаться некогда.

Отец от этих слов отмахнулся, снова уставился на меня:

– Соули, напиши ему, а? Не дело, что парень с утра до вечера, день ото дня над книгами и колбами сидит.

Зря он это сказал, зря напомнил. Глаза тотчас наполнились слезами, а сердце уже не спотыкалось – откровенно щемило.

– Написать я, конечно, могу, но Линар вряд ли послушается… Мне иногда кажется, он мои письма вообще не читает.

– Все еще злится?

Я только плечами пожала.

Все уверены, что мы с Линаром поссорились, а я не переубеждаю. Мне просто нечем объяснить внезапную холодность брата. Я и сама не поняла, что между нами произошло…

Способности Линара подтвердились, когда он еще в колыбели лежал, так что не было ничего удивительного в том, что он все-таки поступил в школу магии и уехал. На тот момент Линару было восемь, мне – шесть, близняшкам почти шесть – на двоих, разумеется. Сестры в ту пору сильно болели, родители с ног сбивались, возили от одного лекаря к другому, и не только до нашей столицы – даже до столицы королевства Дурбор добрались. Они были очень заняты, а мы с Линаром…

Он чувствовал себя очень одиноко в чужих стенах, а я в родных не знала куда деваться. Переписывались. Линар писал длинные письма ровным почерком – о буднях в школе, о друзьях и недругах, о печалях и радостях, а я… корявым, совсем детским, рассказывала о куклах, платьях, котятах и прочих глупостях.

Эта дружба стала такой важной, что даже переход во взрослую жизнь разрушить ее не смог. Просто однажды мы перестали обсуждать будни и кукол… Линар начал писать о своих взглядах, устремлениях, отношениях с девушками, которых в школе, как и в академии, немногим меньше парней. Я… ну тоже о взглядах писала. И про ухажеров, и про все на свете.

Мы вместе смеялись над незадачливым господином Дюррином (впрочем, тогда он едва ли мог носить это звучное звание), над Фистом, над… О Богиня, да у меня никого ближе брата не было!