Девушка из Хиросимы

Зато гости, собравшиеся вечером, долго восхищались искусством Тесигавара Софу и опять твердили, как заклинания: «абстрактность, абстрактность» и «Дали, Танги, Матта».

После этого в комнатах Марико стали появляться искусственные цветы из кожи и резины, поставленные не в вазы, а в ящички разных форм с торчащими пружинами, листиками из железа и пучками проволоки. Но перед портретом смеющегося молодого человека Марико попрежнему ставила маленькую глиняную вазу с живыми цветами.

Бывали и другие гости. Они не оставались ужинать, не танцевали под радиолу и не стучали до утра костяшками для игры в маджан. Служанкам не приходилось делать то, что, согласно поверью, ускоряет уход засидевшихся гостей, — ставить на кухне метелку ручкой вниз.

Марико называла их «гостями с пустыря». Они большей частью разговаривали тихо. Но иногда из комнаты раздавались громкие сердитые голоса — мужские и женские. Первое время Сумико пугалась, особенно когда кричали: «Полиция идет!», «Пробивайтесь вперед!», «Бей шпиков!» Одна из служанок обычно сидела в коридоре и подслушивала. Как только начинали кричать насчет полиции и шпиков, она спокойно спускалась вниз, в переднюю, и раскладывала обувь для гостей — знала, что разучивание пьесы идет к концу.

Фреди приходил поздно вечером и сидел недолго. Марико предупредила Сумико: не показываться ему на глаза, он не должен знать, что Сумико здесь и что находится под контролем Эй–Би–Си–Си.

В тот вечер — это было за два дня до Нового года — Фреди пришел как раз в то время, когда у Марико сидели гости с пустыря. Марико прошла с ним в чуланчик рядом с комнатой Сумико. Вскоре Марико пришла к Сумико и торопливо зашептала:

— Надо немедленно сообщить… Фреди узнал, что полиция готовит налет на городской комитет коммунистической партии и комитет профсоюза железнодорожников. Он хочет еще что–то сообщить. Просит, чтобы кто–нибудь пришел из барака. А я не могу уйти, оставить его здесь… И у меня сидят девушки из театрального кружка женских медицинских курсов. Сегодня в бараке должны быть Цумото и Ириэ… и Рюкити тоже, он вернулся вчера.

— Я схожу, — сказала Сумико.

Сумико вынула шаровары из шкафа в стене. Из кармана выпало удостоверение, выданное ей профессором. Она засунула удостоверение обратно в карман. Марико замотала головой.

— Все–таки Сумитян опасно выходить. Я оставлю здесь Фреди и съезжу сама.

— Я уже готова, — сказала Сумико, надевая противогриппозную маску. — Нисея неудобно оставлять одного.

— У Сумитян сзади заплата… Лучше наденьте мои. У меня есть еще другие шаровары.

Марико принесла из своей комнаты почти новые черные шаровары. Сумико быстро переоделась. Марико заставила ее надеть пальто, потому что пошел снег.

Когда Сумико спускалась по лестнице, из комнаты Марико доносился заунывный голос:

— На лугу уже не просыпаются с криком журавли и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто… Страшно, страшно…

У ворот особняков в переулке уже были выставлены новогодние украшения из бамбуковых стволов и сосновых веток. Витрины магазинов на главной улице, залитые неоновым светом, тоже были украшены по–праздничному. В окне кафе «Микки Маус» красовалась лошадь, сделанная из цветного стекла, с бутылкой виски в зубах, на ее седле блистала надпись: «Будем пить весь год, как лошади!» Во всех магазинных витринах были выставлены изображения и игрушки в честь наступающего года лошади.

Сумико слезла с трамвая около почтамта и прошла мимо женщин, стоящих под деревьями. У них тоже были противогриппозные–маски, но, когда проходили аме, они оттягивали вниз маски, чтобы показать лицо.

У моста полицейский остановил Сумико, приказал ей подойти к будке и приподнять маску. Заглянув ей в лицо и бросив взгляд на ее шаровары, он махнул рукой: можешь итти. Там, где кончался мост и начиналась Храмовая улица, стояло еще несколько полицейских, они молча пропустили Сумико. Возле барака с вывеской «Салон Парадайз» выстроились железные тележки с тоненькими трубами и с противнями, на которых жарились бататы. Продавцы зазывали прохожих и отгоняли мальчишек — чистильщиков ботинок, которые старались расположиться поближе к тележкам, от которых шло тепло и пахло вкусным.

Хибарок на пустыре уже не было, от них остались только кучки мусора, а около барака в углу пустыря, среди камней, валялись засыпанные снегом разбитые бочки. В прихожей барака теперь висело другое объявление — о том, что завтра состоится «боненкай» — проводы старого года с участием музыкального ансамбля студентов Педагогического института. Вход бесплатный, еду приносить с собой.

Открыв дверь, Сумико остановилась у порога и попятилась назад. Свешивающаяся с потолка керосиновая лампа освещала двух дерущихся девушек; они били друг друга ногами, выставив вперед кулаки. Вдоль стен на соломенных кульках сидели, скрестив ноги, девушки в шароварах и смотрели на дерущихся. Широкоплечая женщина средних лет, с большим выпуклым лбом, сердито нахмурившись, покрикивала:

— Асако, не отставляй зад! Поясницу крепче!