Волосы у нее чернеют и начинают подниматься. Белки в глазах пропадают, а под кожей надуваются темные вены. Платье нарочито медленно наливается красным.
Обеат слез со стены и быстро шагает на развинченных ногах. Его зашитые глаза направлены на меня. Анна ему больше не нужна. Она и так у него. Я – последняя нерешенная проблема.
– Сначала он сломает мне руки, – говорит Анна.
– Что?
– Просто рассказываю, – отвечает она, словно это самое обычное дело. – Я попытаюсь удержать его руки, поэтому он сломает мои. Я не могу его одолеть. Не полагайся на меня. Не знаю, сумеешь ли ты его победить.
Она смотрит на меня, и я легко читаю ее мысли. Сожаление. Пустые мечты о том, чтобы времени было побольше или шансы повыше.
Жаль, здесь нет Томаса и Кармель. Только лучше не надо. Просто хочется, чтобы у нас был какой-то план – или ловушка, как в тот раз. Славно было бы иметь хоть какое-то преимущество, кроме зажатого у меня в кулаке. Анна выходит вперед.
– Ты не боишься? – спрашиваю.
– Я это уже делала, – отвечает она.
Даже ухитряется улыбнуться. И вот она уже далеко, сокращает расстояние, двигаясь быстрее, чем я помню. Она наносит удар, и его зубы оставляют красную ссадину у нее на предплечье. Она не морщится и не вскрикивает. Сражается как робот. Она знает, что проиграет, и привыкла к этому. Она даже не чувствует боли.
– Не стой столбом! Помоги ей! – орет на меня Джестин, проносясь мимо, чтобы присоединиться к схватке. Понятия не имею, откуда она взялась. Словно прямо из камня выскочила. Но это не важно – она не колеблется. Подныривает ему под руку и вонзает зубило ему в плечо. Анна держит его за голову, но захват не самый удачный.
Ноги у меня оцепенели. Между ними двумя я не знаю, что делать, куда атаковать. Ни один из их приемов не дает эффекта. Надо было нам уходить. Выбираться, покуда было можно. В голове звучит настойчивый голос Томаса. Я не могу уделить ему внимание и обернуться. Вместо этого я наблюдаю, как обеат переламывает Аннину руку словно палку, отталкивает ее, и она летит кувырком. Джестин он просто стряхивает, словно недоразумение, с которым и возиться-то не стоит. Он ни на миг не отрывает от меня взгляда. Я упорно смотрю туда, где у него должны быть глаза, следя за движением черных стежков и медленной струйкой крови. Я его боюсь. Всегда боялся. Вот он дергает головой, скидывая челюсть с петель. Еще миг, и он схватит меня и примется вырывать из меня куски, как делал это с остальными, и с папой, и я останусь здесь навсегда.
Черные щупальца волос вздымаются у него над плечами за миг до того, как Аннина рука змеей проскальзывает по его груди и, схватив за челюсть, тянет вниз. Обеат скрипит, его черный язык хлещет по щекам, а она, морщась, разворачивает его к себе.
– Не приближайся к нему! – рычит она и впечатывает его тело в скалу с такой силой, что сыплются мелкие камешки. Она проделывает это снова и снова, молотя его о камень. Слышно, как выскакивают суставы.
– Ни хрена себе! – доносится запыхавшийся голос Джестин.
Обеат словно разъяренный зверь. Кончики пальцев у него заострены, и он раздирает ей грудь и плечи, полосуя мышцы, пока рука у нее не отваливается и его ноги наконец не нащупывают опору. Однако Анна не останавливается и, дергая плечом, бьет его головой о скалу так крепко, что та в любой момент может расколоться словно арбуз. Но не раскалывается. И кровь у него на подбородке только от ее прокушенной ладони, которой она держала его за челюсть. Она падает на одно колено, и хватка ее наконец ослабевает. Он бьет ее когтями по спине, и она оседает в грязь.
Невозможно, думаю я, пока он спокойно идет ко мне с капающей с когтей Анниной кровью. Больше всего на свете мне хочется убить его – за нее, за папу. Но это кажется невозможным. Он уже ближе. Достаточно близко, чтобы я почуял сладковатый запах дыма.
Джестин с трудом поднимается с земли у него за спиной, вопит «
– Вот и всё, – стонет она. – Вот и всё.
Поднимает голову, и мы оглядываемся на обеата. Не знаю, что за заклятье она применила, но он по-прежнему согнут пополам. И еще кое-что: вокруг него клубятся тени, как будто он движется слишком быстро, неуловимо для глаз. То лишняя рука проступает, то голова, которой на самом деле нет. Кажется, вижу Стопщика графства 12, в знакомой белой футболке и кожаном плаще. Затем он пропадает. Но дело сделано. Он распадается.
– Что ты сделала?
Смотрю на Джестин. На лбу у нее выступили капли пота, кожа приобрела синеватый оттенок. Анна ухитрилась подняться и стоит на коленях рядом с нами.
– Это заклятье, – отвечает Джестин, брызгая кровью на подбородок. – Я думала, мне удастся сделать больше, но… – Она заходится от кашля. – Со мной покончено. Я умираю. А я не хочу умирать здесь.