Девушка из кошмаров

Припарковались на площадке для отдыха на 61-м шоссе, сидим в серебристой «Ауди» Кармель. Я сзади, а они оба развернулись на своих сиденьях, чтобы видеть меня. Они ждут, ждут терпеливо, и от этого еще хуже. Мне бы не помешало, если б меня немного подтолкнули.

– Ты права насчет моих колебаний, – говорю я наконец. – И насчет того, что у меня еще остаются вопросы по поводу ножа. Но в субботу дело было не в этом. Вопросы не мешают мне делать мою работу.

– Так что же это было? – спрашивает Кармель.

Что это было. Даже не знаю. В тот миг, когда я услышал ее смех, Анна встала перед моим внутренним взором как живая, и я увидел все, чем она когда-либо была: умная бледная девочка в белом, облаченная в кровь богиня с черными венами. Казалось, до нее можно дотронуться. Но теперь адреналин схлынул и кругом белый день. Может, ничего и не было. Просто галлюцинации с тоски. Но я притащил сюда Томаса с Кармель именно для того, чтобы все рассказать им, поэтому пора этим заняться.

– Если я скажу вам, что не в силах отпустить Анну, – говорю я, глядя на черные напольные коврики «Ауди», – что мне надо знать, что она обрела покой, поймете ли вы меня?

– Да, абсолютно, – говорит Томас.

Кармель отводит взгляд.

– Я не готов сдаться, Кармель.

Она заправляет золотистый локон за ухо и виновато смотрит вниз:

– Я знаю. Но ты ищешь ответы уже несколько месяцев. Все мы ищем.

– И что? Ты от этого устала? – горько улыбаюсь я.

– Конечно нет, – рявкает она. – Анна мне нравилась. А даже если бы не нравилась – она спасла нам жизнь. Но то, что она сделала, пожертвовав собой, – это было ради тебя, Кас. И она сделала это для того, чтобы ты жил. А не для того, чтобы бродил тут полумертвый, цепляясь за нее.

Возразить мне было нечего. Эти слова быстро и с размаху опустили меня на землю. Незнание, что случилось с Анной, за последние месяцы едва не свело меня с ума. Я успел вообразить все доступные фантазии версии ада, наихудшие варианты ее участи. Легко было бы сказать, что именно поэтому мне так трудно ее отпустить. И это было бы правдой. Но не всей. Дело в том, что Анна ушла. Она была мертва, когда я встретил ее, и я собирался уложить ее обратно в землю, но не хотел, чтобы она уходила. Возможно, способ ее ухода предполагал некое завершение всего. Она мертвее мертвого, и мне следовало бы радоваться. Но я в таком раздрае, что глазки в кучку. У меня нет ощущения, что она ушла. Ощущение такое, что ее у меня забрали.

Минуту спустя я трясу головой и изо рта у меня сыплются спокойные и практичные слова:

– Я знаю. Слушайте, может быть, нам стоит просто на некоторое время остудить пыл? В смысле ты права. Это небезопасно, и я ужасно сожалею о том, что случилось в субботу. Честно.

Они говорят мне не переживать по этому поводу. Томас замечает, что это была ерунда, а Кармель отпускает шутку про загарпуненную щуку. Они реагируют так, как положено лучшим друзьям, и совершенно неожиданно я чувствую себя полной скотиной. Надо привести голову в порядок. Надо привыкнуть к тому факту, что я никогда больше не увижу Анну, прежде чем кто-нибудь по-настоящему пострадает.

Глава 3

Ох уж этот смех! В сотый раз он прокручивается у меня в голове. Это был ее голос; Аннин голос, но звучал он безумно и пронзительно. Почти отчаянно. А может, это просто потому, что я слышал его исходящим из пасти мертвеца. А может, вообще на самом деле не слышал…

Резкий треск заставляет меня моргнуть и опустить взгляд. Одна из маминых белых свечей «на ясность» валяется разломанная пополам у моих ног, уткнувшись в большой палец. Я паковал их в коробку, чтобы отвезти к Морврану в магазин.

– В чем дело, сын мой? – Эта ее полуулыбка и вскинутая бровь. – Что отвлекло тебя настолько, что ты ломаешь наши средства к существованию?

Нагибаюсь и поднимаю половинки свечи, неловко совмещая обломанные концы, словно они сейчас волшебным образом срастутся. Почему магия так не работает?

– Прости, – говорю.

Она встает из-за стола, где привязывала бирки, забирает у меня свечу и нюхает ее:

– Нормально. Эту мы просто оставим себе. Они ведь одинаково работают, что целые, что нет. – Она проходит к окну и кладет свечку на подоконник над раковиной. – А теперь ответь мне на вопрос, детеныш. В чем дело? Школа? Или то твое свидание прошло лучше, чем ты притворяешься? – Вроде и поддразнивает, но лицо светится надеждой.

– Обломись, мам.

Было бы довольно легко сказать, что все из-за школы. Или что я замечтался. Наверное, так и следовало поступить. Мама тут счастлива. Когда выяснилось, что убийца моего отца обретался на чердаке дома и сожрал ее кота, я думал, она заставит нас переехать. Или сожжет дом дотла. Но она не стала. Вместо этого она обжилась тут и сделала это место нашим в большей степени, чем любое из съемных жилищ, где мы кантовались с тех пор, как погиб папа. Все выглядело так, словно она этого почти ждала.

Полагаю, мы оба ждали чего-то такого. Потому что теперь все кончилось. Закрыто.

– Кас? Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то случилось?

Выдаю ей лучшую из своих ободряющих улыбок:

– Ерунда. Просто похмелье.