В «библиотеке» завода «Арарат», где, вместо книг, хранятся образцы коньяков и вин, у гостей вежливо осведомились, сколько кому лет.
— Тридцать семь, — честно сказал инженер Карпека и получил рюмку золотистого тридцатипятилетнего коньяка.
— Кто ж у женщин это опрашивает? — засмеялась Марина Федоровна. — Вы уж так, что совесть подскажет…
Ей дали душистого хереса, увенчанного золотой медалью за свои отменные качества.
— В сорока сознаюсь, — молодцевато объявил Григорий Иванович.
Нацеживая темной жидкости из краника, вделанного в стену, винодел сказал:
— А если б вам сорок пять… Совсем другой букет!
Григорий Иванович осушил рюмку и сокрушенно признался:
— Вот ведь именно сорок пять. Как-то при дамах не решился, и, прямо скажем, несправедливо получилось.
Пришлось восстановить справедливость.
После подвалов «Арарата», солнечный зимний день ударил в глаза светом, взбодрил свежестью.
Теперь они ехали на завод, где Софик начинала свою трудовую жизнь, где она встретилась с Арто, где в самом большом цехе комсомольцы справляли их свадьбу. Сейчас этот цех не самый большой, куда там! Завод перестроен, установлено новое оборудование. И все-таки в углу стоит старенький станок, на котором она работала. Тут все связано с ее юностью. Софик улыбалась, думая, что Арто сегодня опять ждет ее в этом цехе. Утром она предупредила, что привезет на завод гостей.
Оживился молчаливый инженер Карпека. Ему очень понравилось, как остроумно виноделы используют солнечную энергию. Выкрасят бочки в черный цвет — и на солнце! А насколько это сокращает срок созревания вина!
— Ой, замечательно… — певуче тянула Марина Федоровна, усмехаясь чему-то своему.
А Григорий Иванович, сидевший с шофером, повернулся к ним и вдруг неожиданно увидел удлиненные яркие глаза Софик, ее тонкие брови, улыбку, и кто его знает, что он в ней еще разглядел!
Только с тех пор он все искал удобного случая поделиться этим открытием с людьми, сказать: «Да посмотрите же, взгляните, как это хорошо!»
Они прошли по заводскому двору, сопровождаемые любопытными взглядами.
— Кого привезла, Софик? — спрашивали ее знакомые и, узнав, улыбались: — Гости с Украины… Что ж, показывай, ты все здесь знаешь.
Директор, старый ее товарищ, сказал с укором:
— Раньше бы предупредила. У нас слесарь молодой есть, Каро Григорян, стихи Шевченко на украинском языке шпарит без остановки. Как нарочно сегодня в ночной смене.
— Ничего, — отмахнулась Софик. — Что они, стихов Шевченко не знают? Ты новый цех покажи.
Цех показывал Арто. Он издали незаметно кивнул жене, и она кивнула ему в ответ.
Потом в парткоме гостей угощали бутербродами и лимонадом. Говорили о делах и планах завода. Директор похвалился:
— А главное, людьми гордимся. Имеем такое право. К примеру, ответственный партийный работник товарищ Софик Дастакян — тоже на нашем заводе выросла. Наш кадр.
Тут Григорий Иванович и выразил свое восхищение.
— Да уж эта ваша Софик! — подхватил он. — Вы только посмотрите, какие глаза у нее! Удивительно!
Софик тотчас взглянула на Арто. Он безуспешно пытался сохранить доброжелательную улыбку.
Директор возразил наставительно и веско:
— Мы ее не за это ценим.
Но Григорий Иванович не сдавался:
— Напрасно! Красоту в человеке надо ценить…
Арто вышел из комнаты. По счастью, гости ничего не заметили. Дома он угрюмо заявил:
— Не поедешь с ними в Заревшан…
И, постепенно накаляясь, обрушился на жену. Это что за слова были сказаны? Это до чего дошло, что при муже посторонний человек так говорит? Его касается, какие у Софик глаза? И как должен был в данном случае вести себя Арто? Тряпкой он будет, если теперь отпустит жену в Заревшан на свадьбу.
Софик только изредка вставляла:
— Тише, мальчики услышат…
Или:
— Не говори того, о чем завтра пожалеешь…
Потом она легла на тахту и поплакала. Но когда слезы иссякли, стало смешно: ревнует! После пятнадцати лет замужества! И даже ехать запретил, чепуха какая! А все оттого, что она всегда с ним соглашается. Например, летом можно было отправить детей в хороший лагерь, но Арто распорядился: «Поедут в село к родне». И слова не дал ей сказать: «Ты в райкоме хозяин, а я в своем доме хозяин».
В Заревшане мальчики пасли скот, охотились на косуль и кабанов, за лето вытянулись, похудели и почернели.
«Мы ели сердце и мозги горного оленя, теперь будем жить сто лет», — захлебываясь, рассказывал Сережа. Софик не удержалась: «Узнаю рецепты долголетия дяди Шамира — есть оленьи мозги и не читать книг, да?» Арто смутился: «Я думаю, насчет книг он им не говорил».
…Сейчас следовало выдержать характер. Арто вел себя так, будто вчерашнего разговора и не бывало. Спрашивал о подарках для невесты, хотя отлично знал, что они давно куплены и уложены в чемоданчик. Софик отвечала односложно — да, нет. Арто добивался, чтоб она сказала ему хоть два слова — и тогда мир был бы восстановлен.
— Конечно, мне ехать нет смысла. Я там летом был, со всеми повидался. И Амину эту видел — невесту. Она частенько с кочевок к тете Аспрам прибегала — то за солью, то за ситом.
— Хорошенькая? — не утерпела Софик.