Девушка из нежной стали

– Обязательно! Я тебе занесу.

– Спасибо.

Вика вытерла Степкину спинку, поправила на нем одежду и помогла обуться в ботиночки.

Она старалась ни на кого не смотреть, пряча еле сдерживаемые, рвущиеся на свободу слезы облегчения.

Где-то в глубине души она боялась: «а вдруг?..» замирало холодком под ложечкой. Она уверяла себя по миллиону раз в день, что Степка здоров, ну, а вдруг…, может, небольшое недомогание, положили же его в больницу! Да к черту недомогание! Она так боялась, что совершает непоправимую ошибку! Вика засунула этот предательский страх поглубже, чтобы не мешал видеть реальную картину, но он прорывался паникой, застилавшей мозг, стучал ужасом в голове – а вдруг!

Ведь никто с того момента, как она подслушала тот разговор в туалете, и до сей минуты не сказал ей четко и с полной уверенностью: «Ты права, ребенок здоров, и все, что происходит, не плод твоего больного воображения!»

Вике никто до конца так и не поверил! Ни мама, ни Олег Николаевич, ни Егор, ни даже этот суперчекист!

Ей срочно надо побыть одной! Немедленно!

Хоть пять минут!

– Егор, где здесь туалет? – спросила она, прилагая максимум усилий, чтобы контролировать голос движения.

– Идем ко мне в кабинет.

Егор открыл дверь, пропустил Вику вперед.

– Ты подожди нас здесь, – сказал он с порога. – Мне надо кое-какие распоряжения отдать, заодно я Степану покажу, где работаю и чем занимаюсь.

Не дослушав его, Вика вошла в туалетную комнату и заплакала, сначала беззвучно, но, почувствовав, что нет у нее никаких сил больше сдерживаться, зарыдала.

Она опустилась на колени, уперлась лбом в пол и рыдала, как никогда в жизни, от пережитого ужаса, от облегчения, от бессилия и злости.

С той злополучной среды, когда врач в поликлинике сказала о Степкиной болезни, Виктория плакала только раз, от приступа паники, там, у дома, ночью. Вспомнив о том, что чуть не отвезла ребенка обратно, она взвыла, как волчица, и прижала ладони к губам, перекрывая выход этому страшному вою.

Как, каким таким чутьем она сумела понять, что Степку надо спасать? Как, откуда взяла силы, решимость слушать только свой внутренний голос, свою интуицию и бежать, бежать, спасая ребенка?!

Она рыдала, уже ни о чем не думая, давая выход всем страхам и ужасу от того, что могло бы быть сейчас, если бы она не курила тогда в туалете.

– Господи, Вика, что с тобой?!

Виктория почувствовала, как чья-то рука, обхватив за талию, резко подняла и поставила ее на ноги. Ее наклонили над умывальником, и в белое фарфоровое нутро ударила сильная струя холодной воды, обдавая свитер порцией брызг.

Чья-то большая ладонь, зачерпывая воду, умывала Викино лицо.

– Его бы сейчас уже оперировали! – отплевывалась она от воды, отворачиваясь от жесткой руки. – Вчера бы нас отвезли неизвестно куда, а сейчас его бы уже резали!

Ее резко развернули, и Вика увидела Егора. Он прижал ее к себе и, поглаживая по спине, покачивая, успокаивал:

– Ну, не оперируют же! Ты молодец, ты умница! Ты все правильно сделала! Ты такая молодец, Вика!

Он обнял ее за плечи, вывел из туалетной комнаты, усадил в большое широкое кресло, стоящее возле низкого столика, достал платок и вытер ей лицо.

– Посиди немного, я сейчас вернусь.

Она кивнула, не слыша, что он говорит. Рыдания прошли, осталась какая-то гулкая звенящая пустота, дрожание рук и усталость.

Вика даже не услышала, когда вернулся Егор, и обнаружила его присутствие только тогда, когда он, закатав ей рукав свитера, сделал укол.

– Чем ты меня постоянно колешь? – спросила она, забирая у него ватку и прикладывая к месту укола.

– Это успокоительное.

– Мне нельзя успокаиваться. – Вика откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. – Мне надо в два часа позвонить Олегу Николаевичу, а вечером у нас «свидание» с Вениамином Андреевичем.

– К тому времени действие лекарства пройдет, – пообещал Егор.

– Где Степан?

– Со старшей медсестрой, открыв рот, рассматривает хирургический инструмент.

– Нам пора уезжать.

– Сейчас поедете, я уже вызвал шофера. Ну, ты как?

Вика открыла глаза и обнаружила Егора, сидящего напротив нее на стуле.

– Я в порядке. Это так, от облегчения.

– От облегчения так не рыдают, – не поверил он.

– Бывает. Извини за сцену. В последнее время у меня слишком многое происходит в туалете, это настораживает и наводит на философские мысли, – попыталась пошутить она.

– Мамочка! – влетел в кабинет возбужденный Степка, торопясь поделиться с миром своими открытиями.

Он остановился с разбегу возле кресла, в котором сидела Вика, и растерянно захлопал глазами.

– Почему ты плачешь?

– У тебя, Степка, талант появляться неожиданно. Наверное, это с рождения, ты и тогда умудрился появиться не в срок, – рассмеялась Вика, целуя сына.

– Что значит «не в срок»? – спросил ребенок.

– Это значит, что ты должен был родиться раньше, но тебе было уютно, и ты решил не торопиться, – пояснила она.

Вика только сейчас заметила, что в кабинете находится женщина в медицинской одежде, скорее всего, это и есть старшая медсестра.

– Здравствуйте, – проговорила Вика, почувствовав неловкость за свое заплаканное, опухшее от слез лицо.