— Да, ведь, ты велел посадить фиалки в саду… а потом держал их у себя в комнате все время, пока они цвели весною. Раньше ты никогда не думал о них, насколько я знаю.
— Ах, вы, колдунья! Вы замечаете решительно все. Кто бы поверил этому, видя вашу всегдашнюю невозмутимость?
— Разумеется, я подмечаю все, что касается тебя. Какая я была бы мать, если бы не замечала? Ну, а теперь ты, может быть, расскажешь мне о ней?
— Я страстно хочу этого, — ответил Питер.
Они забыли, что наступила уже ночь. Он подробно рассказал ей все, начав с того момента, когда заглянул в комнату нимф, и вплоть до того, как потерял не только молодую девушку, но и ее дружбу. При этом он ни слова не упомянул ни о платье «Молодой месяц», ни о заколоченном доме Логана. Затем он продолжал:
— Я, должно быть, совершил какую-нибудь оплошность и этим внезапно утратил ее расположение. Я чувствовал, что она переменилась ко мне не без причины, и с тех пор все время, днем и ночью, я старался догадаться, что это могло быть. Но все напрасно. Вот почему, отчасти, я так стремился отыскать ее, чтобы заставить ее объяснить, в чем тут дело. Не знаю, может быть, из этого объяснения ничего не выйдет, может быть, я не такого рода человек, какого она может полюбить. Но, мама, меня терзает мысль, что все это время она ненавидит меня из-за какого-то дьявольского недоразумения, которое легко было бы устранить…
— Бедный мой мальчик! — успокаивающе произнес ее нежный голос. — Мне думается, что это самая худшая мука. Я видела, что-то терзает тебя, но не знала, что это — такая тяжелая боль. Но все пойдет по-хорошему, я чувствую это… Если, действительно, она хорошая девушка…
— Она исключительная девушка! — воскликнул Питер. — Вы полюбите ее, и она будет обожать вас.
— Расскажи же мне, как она выглядит, — сказала мать, закрыв глаза, чтобы лучше представить себе рисуемый образ.
Питер не пожалел красок для описания Винифред Чайльд.
— Никто никогда не мог и вообразить себе другой девушки, которая выглядела бы, говорила или поступала хоть несколько похоже на нее, — восторгался он. — Она так оригинальна!
— Ну, нет, кто то уже вообразил себе как раз такую девушку! — вскричала мать, сбрасывая с себя свое спокойствие. — Лэди Эйлин.
— Лэди Эйлин?
— Да, она видела во сне такую девушку. Это был, наверно, настоящий сон, потому что она не могла этого выдумать и так подробно рассказать. Она видела высокую, смуглую девушку, с чудными глазами и великолепным ртом, с изящными приятными манерами, какие только что ты описал мне. Когда лэди Эйлин рассказывала о ней, казалось, как будто видишь ее портрет. В ее сне ты был влюблен в эту девушку, — она была англичанка, как и настоящая, — и ты рыскал по Нью-Йорку в поисках за ней, тогда как она все это время…
— Да, да, милая мама, она…
— Лэди Эйлин сказала мне, чтобы я рассказала тебе ее сон, и при этом упомянула, что она хотела, чтобы ты услышал его, потому что он показался ей очень драматическим и даже почти заставил ее стать суеверной… Но она заставила меня обещать ей, что я не скажу ни слова, пока ты сам сперва не заговоришь о девушке, похожей на ту, какая ей приснилась, и не скажешь, что любишь ее и хочешь ее найти. Если я расскажу раньше, это уничтожит всю романтичность, так это казалось лэди Эйлин.
Питер слушал ее, но сейчас же отбросил передаваемое матерью объяснение. Он понял, что лэди Эйлин избрала такой способ доставить ему весть. Это был странный способ, и он не понимал, почему она сама не рассказала ему свой сон. Но она была тонко чувствующая и чуткая девушка, истинный друг. У нее, наверно, были свои причины отложить свой рассказ.
— А где видела лэди Эйлин в своем сне мою нимфу? — спросил он.
— У отца в магазине, — просто отозвалась старуха.
ГЛАВА XXII.
Развязка.
Лили Ливитт не вернулась на другое утро в отделение накидок. Она не прислала записки, не просила отпуска по болезни, — и за такое манкирование «Руки» знали только немедленный расчет. Если она снова явится, ее место будет уже занято, разве только у нее окажется достаточно сильная «протекция», чтобы сохранить его за ней.
Вин, явившаяся на работу вовремя, как обычно (как будто вчерашнее вечернее приключение было только сном), слышала, как другие девушки судачили о Лили. Она слушала, но ничего не говорила, не высказывала своего мнения, когда ее спрашивали, что она думает. Ни одна душа не пожалела мисс Ливитт. Большинство, по-видимому, полагало, что она принадлежит к числу тех, кто «отлично умеет устраиваться».
Вин, бледная и рассеянная (это могло объясняться чрезвычайной духотой), оправляла модели на манекенах, когда рассыльный мальчик принес ей письмо. Хотя магазины Питера Рольса еще не были открыты для публики, она должна была закончить работу прежде, чем прочесть полученное письмо. Взгляд на конверт обнаружил почерк Сэди, и так как последняя в этот момент должна была заниматься туалетом кукол наверху, Вин поняла, что случилось что-нибудь неожиданное.