Девушка из высшего общества

Лили опустилась на диван и уставилась в стену, прокручивая в голове речь свекрови. Она запомнила эти страшные слова почти дословно. Лили уже давно поняла, что Джозефин не любит и не одобряет ее поведения, но даже не подозревала о глубине и силе ее ненависти.

Лили одновременно ощутила злость, потрясение и вину. Злость на Джозефин за то, что она, поверив самым отвратительным слухам, повела себя низко и жестоко. Потрясение — потому что представить не могла, что когда-нибудь станет участницей такого разговора, а вину — из-за того, что она, пусть даже случайно, опозорила имя Бартоломью. Если бы не пыталась стать своей в высшем обществе, ничего бы не случилось. Почему она позволила себе так увлечься светской жизнью — настолько показной, лишенной реальности и смысла?

«Черт возьми, зачем мне потребовалось выходить на поле? Стояла бы себе спокойно за боковой линией!»

Лили почувствовала, как в горле образовался ком. Желудок нестерпимо жгло. Она хотела поговорить с Робертом. Почему он так и не перезвонил? Знал ли он о том, какому унижению подвергла ее Джозефин?

В конце концов она снова взяла мобильный и набрала номер Ребекки. Нужно выбросить из головы звонок Джозефин и молчание Роберта и попытаться предпринять хоть что-нибудь, чтобы сократить ущерб от происшедшего.

— Я могу все объяснить! — выпалила она, как только Ребекка сняла трубку.

— Отлично. Потому что тебе придется сделать это лично. Форд хочет видеть тебя как можно скорее.

Лили позвонила Хасинте, но она была занята на семейном мероприятии в Бруклине и могла приехать только ближе к вечеру. Тогда она обратилась к Лиз. Подруга приехала через час, и к полудню Лили уже входила в центральный офис «Сентинл». Охранник выдал пропуск, и она поднялась на десятый этаж, где у выхода из лифта ее встречала Ребекка. Не говоря ни слова, они вместе вошли в угловой офис Форда, обставленный модульной мебелью из стали и белых ламинированных панелей. На столе главного редактора царил идеальный порядок: здесь не было ни блокнотов с пятнами от кофе, ни скрепок.

Лили села на стул напротив стола Форда и ждала, пока он закончит телефонный разговор. Он оказался моложе и ниже ростом, чем представляла себе Лили, с грязными белокурыми кудрями, длинным римским носом и в очках в металлической оправе, которые делали его похожим на драматурга или художника.

— Отлично. Дайте мне знать, что по этому поводу говорят юристы, — произнес Форд, сдергивая с головы беспроводную гарнитуру. Взглянув на Ребекку, он вздохнул, а потом переключил все внимание на Лили. — Что ж, расскажи свою версию этой истории. — Он достал из ящика ручку и лист нелинованной бумаги.

— С какого момента начинать? С того, что произошло в бутике, или еще раньше?

— С самого начала.

Лили рассказала ему о том, как стала посещать с сыном игровую группу и как Морган назвала ее ничтожеством. О Кристиане, который заигрывал с ней на Сен-Барте; как он использовал шаткое положение Роберта в фонде, чтобы заставить ее согласиться на статью о галерее, хотя это был лишь повод, чтобы вынудить ее проводить с ним больше времени. И наконец, описала ссору с Морган из-за цвета платья и ее угрозы сделать так, чтобы Лили никогда больше не могла заниматься организацией благотворительных мероприятий. В конце она призналась, что не собиралась писать статью о коллекции фонда, потому что считала это неэтичным.

Форд положил ручку и откинулся на спинку дорогого офисного кресла.

— Что ж, я тебе верю. — Он снял очки и не сводил с нее зеленых глаз. — Но решать, можешь ли ты и дальше писать для нас и как случившееся отразится на репутации «Сентинл», — дело главного редактора. Я со своей стороны посоветую ему полностью поддержать тебя в этой истории, а также во всем, что касается Эмили Лейберуоллер. «Нью-Йорк мэгэзин» хочет сделать о ней статью, и если они свяжутся с тобой, тут же дай нам знать. И тебе не мешало бы поговорить с кем-нибудь из наших юристов. — Форд записал имя и номер телефона на листке бумаги и протянул его Лили. — Позвони ему сразу, как вернешься домой.

Лили послушно кивнула и закрыла глаза.

— Мне не стоило даже пытаться писать эту статью про Эмили, — с горечью в голосе произнесла она.

Ребекка похлопала ее по колену:

— Ее смерть не твоя вина.

— Но пресса сделает все возможное, чтобы представить случившееся именно так. — Форд потер переносицу. Обойдя рабочий стол, он присел на его край и скрестил ноги в спортивных туфлях. — Тяжелая у тебя выдалась неделька, правда?

— Это самое серьезное преуменьшение, какое я слышала за этот год, — фыркнула Ребекка.

— Прежде чем уйти, хочу сказать, что очень благодарна вам за поддержку независимо от того, какую позицию решит занять газета. Я с огромным удовольствием работала с Ребеккой.