Девушка из Зазеркалья

Если бы он признался в этом беременной жене, то просто уважать бы себя перестал! Поэтому Андрей твердо решил, что справится самостоятельно. Утром он лично отвез Жин-Жин в больницу и сразу отправился в офис. Сидел там до позднего вечера, выполнял даже ту работу, которая не относилась к его обязанностям, по двадцать раз пересматривал документы. На него не обращали внимания, подходить не решались: то ли побаивались, то ли не привыкли еще. Андрею было все равно, он нуждался не в задушевных разговорах, а в присутствии людей рядом с ним.

Остаться на ночь в офисе не получилось бы, да и глупо это было. Он поужинал в ресторане; чувства голода давно не было, он уже и забыл, каково это – наслаждаться пищей. Все эти завтраки, обеды и ужины были скорее традицией и необходимостью. А сегодня еще и способом убить время.

Но в итоге он все равно вернулся в пустой дом. Над коттеджным поселком висела теплая летняя ночь, судя по темным окошкам, все соседи спали. Счастливые! Андрей уже предчувствовал бессонницу, которая наверняка продлится до утра.

Он скинул пиджак и галстук, привычно сковывавшие движения, снял рубашку, а потом остановился. В зеркале, встроенном в стенной шкаф, отражалась татуировка. Нет, естественно, отражался он полностью, но именно татуировка привлекла его внимание.

При взгляде на нее боль сильнее ныла в груди. Это как шрам, напоминающий о ране, которую хотелось бы забыть.

Теперь уже нужно забывать навсегда. Потому что он скоро станет отцом, а прошлое… оно прошлым и останется.

– Ты знаешь, что татуировка – она как медаль: две стороны имеет?

Голос прозвучал тихо, ровно, но все равно заставил Андрея шарахнуться в сторону. Здесь не должно быть никакого источника голоса, он в доме один! Однако, повернувшись в сторону двери, он увидел, что это не так.

Девушка стояла неподалеку от входа, прислонившись к стене. Она была в черном: обтягивающие джинсы, майка и толстовка с капюшоном, и в ночной темноте все это наверняка сделало бы ее невидимой. А здесь, при свете, только подчеркивало воздушную тонкость фигуры.

Светло-голубые глаза смотрели на него внимательно, словно изучали. Они, неморгающие, казались Андрею неживыми.

Оправившись от первого шока, он нахмурился:

– Что ты здесь делаешь?

– Я пришла к тебе.

– Зачем?

Эта девушка была последней, кого Андрей хотел видеть в своем доме! Даже мимолетная встреча с ней напомнила ему о былом безумии. Разговор, да еще в такое время… этого ему хотелось бы избежать.

– Мне кажется, ты запутался, – пояснила она. – Но ты не ответил на мой вопрос о татуировке.

У него по-прежнему не было желания говорить с ней, как и тогда, и все же что-то мешало Андрею выставить ее за дверь.

– Нет… Я такого не знал.

– Но это правда. Я считаю, что правда. Татуировка – это не украшение. Она может показать, кто ты есть. Но она может и изменить тебя. Поэтому не следует наносить ее, не подумав.

– Я свою не сам наносил, – заметил Андрей, опустив взгляд к полоскам, покрывавшим его руки.

– Я знаю. Я расспросила о тебе. Твои друзья не скрывают ничего. При этом они считают, что они понимают тебя. Но они не понимают.

В принципе, то, что она говорила, могла бы сказать любая другая девчонка, настолько зацикленная на себе, что весь остальной мир для нее не существует. Хотелось бы посмеяться, но мешали ее льдистые глаза. Их выражение было таким, какого у «любой другой девчонки» быть не может. И смеяться над этим Андрей не мог, потому что…

Его собственные глаза были такими несколько лет назад.

– А ты меня понимаешь? – поинтересовался Андрей.

– Не больше, чем ты сам. И не меньше. Мне мешает недостаток знаний. Тебе – неумение понимать себя.

– У меня в жизни все прекрасно, – с вызовом отозвался мужчина.

– Конечно. Поэтому ты увеличиваешь дозу успокоительных. И будешь увеличивать. Потом умрешь от передозировки.

– Откуда ты знаешь, что я увеличиваю дозу?!

Он разозлился. Она усмехнулась.

– Не бойся. Я не слежу за тобой. Я просто знаю, что ты можешь делать. Я думаю о том, что бы я делала, если бы запуталась. И так я понимаю тебя.

– Но ты не запуталась?

– Нет. Да и для тебя еще есть возможность вернуться. Ты неокончательно испортил свою жизнь.

Он не нуждался во всем этом – ее поучениях и советах… почему она просто не может уйти?! Повышать голос на эту малолетку было бы унизительно, поэтому Андрей старался держаться с иронией:

– Чем же я порчу свою жизнь?

– Тем, что пытаешься быть правильным. Это очень плохой мир на самом деле. Сломанный. Есть определенные стандарты, к которым стремятся все. Они учат тебя, что хорошо, что плохо. И ты постепенно забываешь, что было хорошо раньше. Начинаешь верить им. Веришь так старательно, что в итоге убеждаешь себя. И ты правильный. Но ты уже не ты. Многие так живут и достигают счастья. Знаешь, в чем твоя проблема?

– В чем же? – прошептал он.

– В том, что ты когда-то был свободен. В отличие от многих. Ты отдал эту свободу, чтобы быть правильным. Тебе плохо без нее.