— Да, — сказала я. — Да, она выходит. Каждый день.
— В машине или пешком?
Я взглянула на нее, но она никак не помогла мне. Ее указательный и большой пальцы образовали окружность.
— Не знаю, — ответила я.
— Пешком? — настаивал он.
— Нет, — вдруг буркнула я. — Нет, на машине. Всегда на машине!
Он откинулся на спинку стула.
— Ты сделала все, — спокойно сказал он. — Все, что можно.
— Я? Я еще не посвящена. Я могу и передумать.
После секундного молчания он сказал:
— Поговорим.
Она пожала плечами.
— Дома у девочки, — сказал он. — Я выйду через пятнадцать минут после вас. Дай руку.
— Зачем? — сказала она. — Ты же знаешь, где я живу. Я не буду прятаться в лесу, как животное.
— Дай мне руку, — повторил он. — Ради старой дружбы.
Она протянула через стол руку. Их пальцы сплелись, и она вздрогнула. Затем они встали. Она взяла меня за руку, и мы пошли по лестнице, а чужак сказал нам вслед, как будто ему нравились эти слова:
— Ради старой дружбы! Здоровья тебе, кузина! Долгой жизни!
Оркестр заиграл рэгтайм-марш. Она остановилась поговорить с пятью-шестью гостями, среди них был и отец Руфи, и дирижер оркестра, и Бетти, которая пила пунш с мальчиками из нашего класса. Бетти шепнула мне:
— Твои маргаритки вот-вот отвалятся.
Мы прошли мимо припаркованных машин, пока не увидели одну, понравившуюся нашей гостье. Все они не были закрыты, а в некоторых владельцы даже оставили ключи: она села в машину и запустила мотор.
— Но это не ваша машина! — сказала я. — Вы не можете…
— Садись!
Я скользнула к ней.
— Еще только десять часов, — сказала я. — Мы разбудим отца.
— Молчи!
Я подчинилась. Она вела машину очень быстро и плохо. На полпути к дому она сбавила скорость. Затем вдруг громко расхохоталась и очень доверительно сообщила, но как будто не мне, а кому-то другому:
— Я сказала ему, что создала Нейлсенову петлю вокруг этого места, что вывело половину графства Грин из фазы.
— Что такое Нейлсенова петля? — спросила я.
— Путай вчера, путай сегодня, но никогда не путай сегодня и завтра, — процитировала она кого-то.
— Что такое… — начала я энергично.
— Я уже сказала тебе, бэби, — ответила она, — и не дай тебе Бог узнать больше.
Машина свернула в наш двор с таким визгом, который разбудил бы и мертвого. Выйдя из машины, наша гостья метнулась на кухню, словно зная, что отец и мама спят или пребывают в гипнотическом трансе, как в рассказах Эдгара По. Затем она приказала принести кочергу из мусоросжигателя на заднем дворе, попробовала, горяч ли еще ее конец, потом сунула его в пламя газовой плиты. Из-под раковины она достала мамину бутыль «Чистого Растворителя».
— Это страшная штука, — сказала я. — Если он попадет в глаза…
— Налей немного в стакан. На две трети. Прикрой блюдцем. Возьми другие стакан и блюдце и поставь на стол. Налей воды в мамин кувшин, накрой его и поставь тоже на стол.
— Вы собираетесь это пить? — в ужасе воскликнула я.
Она оттолкнула меня. Я притащила к столу три стула и выключила газ. Она поставила меня так, чтобы я заслоняла собой плиту со стороны окна и двери, и сказала:
— Малыш, что особенного в горячем железе?
— Что? — переспросила я.
— Ты знаешь это, малыш, — сказала она. — Что?
Я молча смотрела на нее.
— Но ведь ты знаешь это, малыш, — сказала она. — Ты знаешь это лучше меня. Ты знаешь, что твоя мама жгла мусор и что кочерга еще горячая. И ты поостережешься трогать ее, когда она только что из огня, как и железные кастрюли на плите, хотя газ уже выключен, потому что железо долго нагревается и долго остывает, правда?
Я кивнула.
— Ну, тогда ты знаешь больше многих. — Посмотрев на мою ладонь, она скорчила гримасу. — Он идет. Встань перед плитой. Когда он прикажет тебе выключить газ, выключи. Когда я скажу тебе «сейчас», ударь его кочергой.
— Я не могу, — шепнула я. — Он слишком большой.
— Он не тронет тебя, — сказала она. — Делай, как я сказала.
— Что вы собираетесь делать?
— Когда я скажу «сейчас», — строго повторила она, — стукни его кочергой.
Сев к столу и дотянувшись до баночки со всякой всячиной, которую мама держала на подоконнике, она принялась подравнивать ногти пилочкой. Прошло две минуты. Ничего не случилось. Я стояла, держа в руке холодный конец кочерги, пока не почувствовала, что могу говорить.
— Отчего вы сморщились? Вам стало больно?
— Заноза в ладони, — спокойно ответила она.
— Почему вы ее не вытащите?
— Она разнесет весь дом.
Чужак шагнул в открытую дверь кухни. Без слов она положила на стол обе руки ладонями вверх, и тоже без слов он вытащил черную ленточку из кармана своего смокинга и положил на ее запястья. Ленточка тут же начала стягиваться, облепляя руки гостьи и часть стола, словно черная изолента, и сжимая их с такой силой, что дерево заскрипело. Кончиком пальца он тронул ее ладонь, где пульсировала маленькая черная точка. Точка исчезла. Он засмеялся и велел мне выключить свет, что я и сделала.
— Убери это, — сказала она.
— Если бы ты пряталась похуже, у тебя было бы и оружие.
И тут край стола треснул, словно выстрелил, — он отодрал черную ленту от ее рук и спрятал в своем костюме.