Девушка из золотого рога

Азиадэ села, обхватив колени руками, и почувствовала, как давешний жгучий стыд постепенно отходит. Только слегка поташнивало от ощущения, что она присутствует на показе диких, экзотических зверей. Все вокруг были волосатыми, словно обезьяны: ноги, руки, грудь, даже у женщин подмышкой. Азиадэ подумала о своем теле, с которого она тщательно удаляет каждый волосок, и о гладкой коже своего отца и братьев. Она презрительно отвела взгляд от этих полуодетых тел и посмотрела в небо. Мягкие и широкие облака, причудливо меняя очертания, напоминали то нос профессора Банга, то карту Римской империи в период ее расцвета.

Азиадэ вздрогнула от холодных брызг — доктор Хаса стоял над ней, отряхиваясь, словно мокрый пудель. Он сел возле нее и все с тем же восхищением посмотрел на эту странную девушку с чуть короткой верхней губой, которая придавала ее лицу выражение беспомощности.

— Вам здесь нравится? — спросил Хаса.

— Здесь очень мило, спасибо. Я впервые на Штольпхензее.

— А где вы обычно плаваете?

— В Рупенхорне, — с невинным выражением лица соврала Азиадэ.

Они оба лежали на животе, лоб ко лбу и перебирали пальцами песок.

— Вы выросли в гареме, Азиадэ? — спросил Хаса, совсем растерявшийся оттого, что ему удалось привести на пляж настоящую красавицу из гарема.

Азиадэ кивнула, и поведала ему о том, что гарем это довольно милое место, куда мужчинам вход запрещен, и поэтому женщины могут оставаться наедине. Доктор Хаса не совсем понимал этого. У него были совершенно иные представления о гаремах.

— У вас было много евнухов?

— Восемь. Это были все очень преданные люди. Один из них был моим учителем.

Хаса закурил в замешательстве.

— Фи, — сказал он, — какая дикость. А у вашего отца было, конечно же, триста жен, не так ли?

— Всего лишь одна — с обиженным видом гордо ответила Азиадэ.

Мужчины, которых она знала до сих пор, не отваживались говорить с ней о гареме. Но Хаса был врачом, это вроде бы меняло дело.

Она наморщила лоб, и ее детская верхняя губа вытянулась вперед.

— Для вас гарем — это дикость, — сказала она сердито, — а для меня — одно ваше имя.

Эти слова произвели гораздо больший эффект, чем тот, на который рассчитывала Азиадэ.

Доктор Хаса вскочил и возмущенно посмотрел на нее.

— Почему это мое имя — дикость? — пролепетал он, явно смущаясь.

— Потому что это вообще не имя, — раздраженно сказала Азиадэ. — Есть такая земля Хесен и имя Хас. Хаса звучит дико и совсем не по-немецки. Это окончание «а» просто бессмысленно.

Хаса облегченно улыбнулся и снова лег на живот. Слава Богу, у девушки не было знакомых в Вене, и она ничего не знала о скандале с Марион и о позоре, который обрушился на его голову. До чего же все-таки невинные создания эти филологи!

— Хаса — это законное сокращение, — сказал он. — Раньше мы звались Хасанович. Мы происходим из Сараево в Боснии, но еще до аннексии переехали в Вену. Я лично родился в Вене.

Теперь уже Азиадэ привстала, удивленно уставившись на врача.

— Из Сараево? — переспросила она. — Хасанович? Простите, но это окончание «вич» — оно же означает сын, значит, вашего предка звали Хасан?

— Совершенно верно, — спокойно, без тени обиды подтвердил Хаса. — Нашего прадеда, должно быть, звали Хасаном.

— Но Хасан же…. — начала было Азиадэ, и замолчала, пораженная собственными догадками.

— В чем дело? — с недоумением спросил Хаса.

— Я имею в виду… — пролепетала Азиадэ. — Я имею в виду, что Босния до 1911 года принадлежала Турции, а Хасан — мусульманское имя, так звали внука Пророка.

Хаса наконец-то понял, куда клонит эта странная девушка.

— Да, — согласился он. — Конечно. Вообще-то, мы — босниийцы, то есть сербы, которые после завоевания их турками приняли ислам. Я думаю, что у меня есть пара двоюродных братьев-дикарей, живущих в Сараево. Кажется, когда-то, во времена турков, наша семья владела даже какими-то землями.

Азиадэ набрала пригоршню песка и медленно пропустила его через пальцы. Ее маленькая верхняя губка подрагивала.

— Но в таком случае вы тоже должны быть мусульманином, не так ли?

Тут Хаса рассмеялся. Он лег на живот, и его тело затряслось. Потом, он сел на песок, скрестив ноги, и, прищурившись, посмотрел на Азиадэ:

— Маленькая турецкая леди, — смеялся он, — если бы Кара-Мустафа[9] покорил Вену или мир под Сан-Стефано был заключен на иных условиях, я бы сейчас звался Ибрагим бей Хасанович и носил тюрбан. Но Кара-Мустафа не завоевал Вену, я стал добропорядочным австрийским гражданином, и мое имя доктор Александр Хаса. Вы были в Вене? Когда солнце садится за виноградниками, а в садах льются песни… Нет города прекрасней Вены.