Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера

- Боюсь, двумя днями ты не отделаешься, - отвечаю захлопнувшейся двери. - Даже и не надейся!

Теперь, когда я одна в квартире, можно и пошалить немного: я о том, что можно запихнуть в стиральную машинку и постирать вещи Анжелики, разобрать наши сумки, используя вместо шифоньера... журнальный стеклянный столик. Выставить на кухонной столешнице шеренгу из пластмассовых бутылочек различной модификации и дополнить все молокоотсосом.

Пусть этот эгоист поизвивается, подобно ужу на сковороде, при виде захваченной неприятелем территории.

От Алекса я знаю, что их мать умерла больше пяти лет назад, и вместе с ее смертью и без того непростой характер парня стал и вовсе непереносим.

- Не знаю, почему он стал таким, - говорил тогда Алекс с грустью в голосе. - Отец любил нас одинаково, пусть даже Юлиан и был неродным. Что с того? Любовь к матери автоматически распространялась и на ее сына. Однако брат воспринял ее замужество как предательство: до этого они были только вдвоем против всего мира - Юлиан и мама, а потом появился Адриан, оттянувший часть материнского внимания на себя. Я думаю, он так и не смог простить ему этого... А потом еще родился я: писклявый комок, требующий ее внимания и днем, и ночью без перерыва. Наверное, тогда Юлиан и возненавидел всех младенцев в целом... А еще запретил себе чувствовать: чувства делают нас ранимыми (он испытал это на себе), а быть ранимым он не желает никоим образом.

Не знаю, насколько все это верно, однако не доверять Алексу нет никаких причин: он сам натерпелся от брата и искреннее хочет пробиться сквозь его панцирь плохого мальчика.

Надеюсь, у него это получится... не без моей помощи, само собой.

Нахожу под кроватью парня кружевные женские стринги и с брезгливостью выкидываю их в мусорное ведро.

5 глава. Юлиан

Эта девица совершенно ошалела: заполонила мой дом своими вещами, словно так и должно быть. Рассовала их по всем углам - шагу ступить невозможно, чтобы не наткнуться на соски/бутылочки/памперсы/распашонки... Я уже не говорю о самом ребенке, вечно всем недовольном, ноющем существе, поминутно действующем на нервы,

- я даже смотреть на него не могу, не то чтобы пальцем прикоснуться. А эта Эмили вдруг заявляет:

- Если бы ты мог посидеть с ребенком хотя бы в течение часа, это бы сильно повысило мои шансы на успех.

- Посидеть с ребенком? - переспрашиваю, не будучи совершенно уверенным в услышанном. Она, наверное, издевается надо мной!

- Ну да, посидеть с Ангеликой. В этом нет ничего сложного: я покормлю ее перед уходом и уложу спать - ты просто проследишь, чтобы с ней ничего не случилось.

- Чтобы с ней ничего не случилось... - эхом повторяю я, медленно закипая от самой мысли, что она хотя бы допустила нечто подобное. - Ты совсем ополоумела?! - в конце концов, восклицаю несвоим голосом. - Считаешь, что можешь сделать из меня няньку для своего ребенка? Скорее ад замерзнет, чем я соглашусь на подобное.

И она заявляет:

- В таком случае привыкай ко всему этому, - обводит руками устроенный ею хаос, -потому что найти работу с ребенком на руках в разы проблематичнее.

Да вы только посмотрите, какие мы смелые...

- Надо было думать об этом прежде, чем...

Договорить не успеваю.

- Только посмей! - обрывает она меня, хватая диванную подушку. - Я тебе не только подушкой, я тебе туфлей по лбу заеду. - И воинственно глядит на меня из-под растрепавшейся челки.

Она слишком много на себя берет, думается мне в этот момент, оккупировала мою квартиру, так еще рот затыкает. Вот ведь наглая девчонка! Делаю шаг в ее сторону и отбиваю пущенную подушку рукой...

- Не подходи! - буквально верещит она, стараясь убежать от меня. И выдает на бегу очередную абракадабру: - Токио - самый безопасный мегаполис в мире.

Не знаю, какое отношение Токио имеет к моему желанию хорошенько ее проучить, только мы не в Токио, да и злить меня ради собственной безопасности я бы ей не советовал. Ловлю ее со спины и прижимаю к себе...

- Не смей затыкать мне рот в собственном доме, - шиплю прямо в ухо, отплевываясь от забивающих рот волос. Пахнут они, между прочим, весьма неплохо: чем-то медовым, цветочно-пряным. Неожиданно даже для самого себя ощущаю волну неконтролируемого возбуждения: «а она ничего», проносится в моей голове, когда я разворачиваю девчонку лицом к себе и грубо впиваюсь в ее губы поцелуем.

В конце концов, имею право: она живет в моем доме, почему бы ей не заплатить за это натурой. Однако та, похоже, так не считает: секундная заминка - и вот эта пиранья цапает меня за губу. Со всей силы. Злобная фурия! Отпихиваю ее от себя, ощущая вкус крови на языке.

- Что ты наделала, стерва?! - рычу на злобную идиотку, прикладывая к ране бумажное полотенце. - Ты, между прочим, мне должна.

- Это за что, спрашивается?

- За то, что не выставил тебя за дверь. Может быть, именно сейчас и стоит это сделать...

- Не посмеешь, - откликается она на мою угрозу, - женщина в форме придет по твою душу и тогда сам знаешь, что будет. Ничего хорошего для нас обоих! - заключает она.