Девушка конец света

Чем глубже впадаешь в отчаянье, тем легче угадываешь его в других людях, переживших похожие несчастья. Я случайно увидела его фотографию «Закат дня, проведенного с черными журавлями», и на ней я узнала красные закатные всполохи, которые, как приклеенные, стояли у меня перед глазами со дня маминой смерти. Я наткнулась на эту фотографию в газете примерно тогда, когда мне стал привычнее образ всегда радостно смеющейся мамы, который жил в моих воспоминаниях, а не лицо мамы, страдающей от боли в последние ее дни. Первый раз, когда я увидела фотографию, мне было тяжело смотреть на нее, потому что она напомнила мне, в каких мучениях умирала мама, но, как ни странно, потом я почувствовала, что мне становится тепло на душе оттого, что кто-то другой тоже пережил подобное и увидел такой же закат. Если бы фотография отозвалась во мне только болью, я бы ни за что не поехала в тот же миг в центральный книжный магазин за сборником работ этого автора и тем более не стала бы аккуратно вырезать из книги фотографии, чтобы потом повесить их над письменным столом. Конечно, о том, что серия фотографий «Закат дня, проведенного с черными журавлями» стоит особняком среди остальных его работ, где запечатлены исключительно его друзья или члены семьи, я узнала намного позже, когда взялась писать его творческую биографию и пересмотрела всю коллекцию его работ. Но, еще не обремененная этими знаниями, я смогла получить чистое, лишенное какой-либо предвзятости эстетическое наслаждение от его фотографии, на которой он запечатлел закат. Работая над книгой, я постепенно узнавала все больше о жизни фотографа и любовалась другими его снимками, но ни один из них уже не смог доставить мне того чистого эстетического удовольствия.

Так что теперь я думаю, что повесила над столом фотографии из серии «Закат дня, проведенного с черными журавлями» не только из-за своих личных переживаний, но и из-за чистого эстетического чувства. Там же крылась причина, по которой я не смогла понять поступок мужа, когда он разбудил меня посреди ночи, чтобы спросить, люблю ли я его. Но во мне не было обиды, чувства вины или жалости. Если б мне пришлось назвать один самый впечатляющий закат, который я видела в своей жизни, то я, несомненно, вспомнила бы только закат в день смерти моей мамы. В нем впечатляло уже то, что никто в этом мире не смог увидеть его таким, как видела его я. Никто. Ни муж, ни ребенок, ни мои братья. Не знаю, почему меня так успокаивало, что я, проводив маму на тот свет, но так до конца не разделив ее страданий, одна вижу этот закат таким. Хотя я и говорю «успокаивало», скорее это было похоже на благостное чувство отрешенности, с которым принимаешь как есть все сложные моменты в жизни, несмотря на то что отказываешься их понимать. Как, например, смерть близких. Поэтому для меня содрогнулся весь мир, когда я узнала, что кто-то еще видел такой же закат, как я в тот день. Эти фотографии будто говорили мне: «Не думай так легко найти утешение, тебе потребуется на это целая жизнь!» Учитывая события, которые мне пришлось пережить, внезапные вопросы мужа могли бы показаться мне настолько простыми и банальным, что у меня не дрогнула бы ни одна ресничка.

Те два своих вопроса муж задал мне, когда я закончила изучать материалы, связанные с фотографом и его творчеством, и думала о том, как лучше начать книгу, собираясь уже писать черновик. Подойдя вплотную к этому этапу, я начала понимать, как, оказывается, сложно писать о чьей-либо жизни. Фотограф как-то сказал в интервью для одного журнала: «Полное забвение не под силу человеку. Люди неполноценны и уязвимы, потому что не способны полностью стереть свою память. Я фотографирую не для того, чтобы хранить бесчисленные воспоминания, но чтобы забыть о них». Этими словами он объяснял каждую из большого числа фотографий, на которых изображены люди, чей постоянно меняющийся облик он запечатлел. Но, похоже, не в моих силах было узнать, насколько это было правдой. Тем не менее мое внимание привлекли его слова о том, что он использует фотоаппарат как средство забвения, которые могли означать, что он фотографировал своих друзей и членов семьи, чтобы бесконечно забывать о них или отпускать их из своей жизни. А раз так, то все материалы, которые я собрала, и тысячи фотографий, которые пересмотрела, в итоге оказались скоплением вещей, от которых он хотел избавиться в своей жизни. Я начала сомневаться, что он фотографировал то, что было дорого ему и что он хотел сохранить в своей душе. Но поскольку я все равно писала не критический обзор его работ, то до них мне дела не было. Единственно, из простого человеческого любопытства я страстно хотела узнать, что он старался оберегать от забвения. Именно из-за этого желания я и начала работать над его биографией.