Девушка конец света (Рассказы)

Я застыл в нерешительности, а она взяла меня за руку и повела в сторону вращающейся двери. Выйдя из здания, она сразу отпустила мою руку, которую и так едва держала, и пошла к обочине дороги, где стояла пара свободных такси. Низко склонив голову, словно нашкодивший ребенок перед матерью, я побрел за ней, думая лишь о том, как можно было бы исправить все, что я натворил, но не мог ничего придумать. Я зажмурился и вдруг со всей дури врезался лбом в дерево. И ладно бы я просто врезался, но поскольку я был пьян, то вдобавок еще и рухнул на землю так, что искры из глаз посыпались, хотя открывать глаза по-прежнему не хотелось. И почему мир так жесток ко мне? А как было бы здорово, если бы это все оказалось сном. Или, может быть, она сейчас убежит куда-нибудь, так и оставив меня валяться здесь одного? Я лежал неподвижно с закрытыми глазами и тут услышал приближающийся звук смеха. От этого смеха заныло где-то глубоко в груди. Однажды, когда я сделал ей предложение, она точно так же смеялась надо мной.

— Что это? Что за детский сад? Что ты делаешь? — засыпала она меня вопросами сквозь смех.

Я широко раскрыл глаза:

— Ничего смешного!

— А что тогда? — спросила она, перестала смеяться и серьезно посмотрела на меня.

— Просто хотел показать тебе, в какой безнадежной ситуации я оказался.

Сделав вид, что со мной все в полном порядке, я быстро поднялся на ноги и принялся отряхивать одежду. Теперь я выставил себя в глазах своей бывшей возлюбленной, с которой мы так долго не виделись, настолько жалким, насколько это вообще было возможно. Хотелось умереть со стыда.

— Пойдем, — сказала она.

— Хорошо.

Расставаясь, расстаются, но в душе я все время надеялся, что еще можно что-то исправить.

— Мне вот все интересно, прямо спать не могу, знаешь, я очень переживал и еще хотел тебе кое-что сказать, поэтому пришел сегодня, нет, у меня же дело тут было неподалеку и на обратном пути зашел… — тараторил я. Удивительно или даже забавно, но, как только я наконец-то увидел ее, смятение, унижение, гнев, злость, которые до сих пор сидели глубоко в моей душе, исчезли, растаяли, как прошлогодний снег. У меня было такое состояние, что я понял бы все, даже если бы она сказала, что мы расстались не из-за теракта 11 сентября или глобального потепления и повышения уровня мирового океана, а просто из-за того, что в тот день снова встало солнце.

Но, толком не слушая, что я говорю, она опять пошла к дороге. Поэтому я решил, что единственное, что мне оставалось, это сесть в такси, уехать оттуда и больше никогда не показываться ей на глаза. Однако она прошла мимо припаркованных такси, повернулась в мою сторону, снова взяла меня за руку, которую только что выпустила из своих ладошек, и, не обращая внимания на движущиеся машины, перешла дорогу к парку Йойдо.

5

Она сидела на скамейке. Готовое закатиться за горизонт солнце пробивалось сквозь ветки с поникшими листьями и золотило ее лицо. Она поморщилась, отчего над переносицей появились складочки, а потом заслонилась от солнца рукой. Посидев так какое-то время, она скрестила руки на груди, повернула голову в мою сторону, и я заметил, что она едва заметно дрожит. Она спросила, что же там такое произошло на дороге, отчего я врезался в дерево. Конечно, я не понимал, то ли она беспокоится обо мне, то ли ей действительно интересно, а может, она спросила об этом, потому что до сих пор испытывала вину передо мной или что-то еще, но, тем не менее, я приложил все усилия, чтобы собраться и поговорить наилучшим образом, потому что больше я не мог допустить ошибок перед лицом своей бывшей возлюбленной.

— Сьюзен Зонтаг как-то сказала, что, когда мы смотрим на чужую боль, нельзя говорить «мы». Зонтаг — это такая писательница и литературный критик. Несколько книг даже переведены на наш…

— Я знаю, кто это. Мне она тоже нравится. Продолжай.

— Ну так вот, она говорит, что «мы» и боль не могут сосуществовать, потому что, где есть «мы», там есть общение, а где есть общение, нету боли, да? Вот смотри. Скажем, левая рука — мальчик, а правая — девочка. Эти два человека всегда были вместе, а потом вдруг вот так взяли и расстались. Это значит, что нет общения, а это уже боль, — я объяснял ей, все время сводя и разводя сжатые кулаки.

— Да? Но ты вроде начал говорить о чужой боли, а это, кажется, здесь ни при чем, но продолжай.