— Что? — я перевел на нее взгляд.
— На все вопросы о себе отвечай, что ничего не помнишь. Тем более, что о прежней хозяйке тела ты действительно ничего не знаешь. И главное не ляпни, что ты не маленькая девочка, а тридцатилетний мужик в ее теле, иначе переведут в другую палату, но уже с мягкими стенами и направлением на лоботомию.
— Блин, да как же так?! — чуть не взвыл в полный голос я. — Ну ладно детское тело, но почему оно еще и женское?!
— С этим мы потом разберемся, а сейчас притуши-ка ты эмоции.
Спокойный голос драконессы и повторный шлепок лапкой по носу, на этот раз чуть более увесистый, вернули мне ясность мыслей. Я глубоко вздохнул и попытался привычным усилием отстраниться от эмоций.
— Мистресс, — Ми дернула ушком в сторону двери — сюда идут.
Дверь открылась и в палату зашли уже знакомый мне врач и женщина, назвавшаяся моей матерью.
«Ну надо же как все неудачно», — думал Синицын, шагая по коридору вслед за матерью проблемной пациентки. «И ведь ничто не предвещало. Хоть случай и редкий, но и описания и рекомендации существуют, да и методики лечения давно отработаны. Только не все об этом, как оказывается, знают. Ну что стоило этому молодому нормально описание диагноза посмотреть и подобрать другую наркозную смесь. В итоге, после удачной операции пациентка вместо того, чтоб через пару дней реабилитации получить свои рекомендации и освободить палату, начинает умирать прямо на операционном столе. Да, реанимационная бригада сработала на отлично, но привести ребенка в сознание так и не удалось. А папаша еще и скандал устроил, журналистов грозился привлечь. Пришлось оставить девочку в палате интенсивной терапии, а их всего три на всю больницу. Да и пустить туда родственников дежурить нельзя. И возразить нечего — действительно врачебная ошибка, за которую по головке не погладят. К счастью, вчера вечером девочка очнулась. А сегодня мамаша орет на все отделение, что с ребенком что-то не так».
Девочка сидела на кровати сжавшись в комочек и глядела на них огромными глазами. На щеках блестели мокрые дорожки.
Синицын нахмурился: «Странно, вроде вчера все было нормально. Хотя... Может стоило поговорить с ребенком, но после устроенного папашей скандала... да и вела она себя вполне адекватно, а сейчас чуть не трясется от страха. И ведь не только на меня, но и на мать смотрит с испугом». В голове у него мелькнуло нехорошее подозрение.
— Она говорит, что не знает меня и не знает, как ее зовут! — запричитала женщина.
Подозрение стало оформляться в уверенность.
— Выйдете. Я ее осмотрю.
— Я никуда не пойду, пока вы не объясните, что с моей дочерью!
— Вы ее пугаете. Подождите за дверью, пока я осмотрю вашу дочь, — с нажимом сказал Синицын.
Дождавшись, когда нервная мамаша выйдет, он сел на стул.
— Не нужно бояться. Ты в больнице, а я врач и мне нужно тебя осмотреть. А потом мы поговорим, хорошо?
Девочка кивнула и немного расслабилась.
— Ну вот и ладно. Тогда ляг ровно.
Дождавшись, когда ребенок устроится на кровати, Синицын быстро осмотрел швы на животе, проверил пульс, попутно отмечая реакцию на свет и звуки. Если не учитывать последствий недавнего испуга, все было в норме.
— Скажи, ты знаешь, почему сюда попала?
— Я не помню, — помотала головой девочка
— А что помнишь?
— Помню, как проснулась. Сильно кружилась голова и думать было трудно. Потом уснула, а потом проснулась снова. И вы с какой-то женщиной, наверное, медсестрой, меня так же осматривали. А потом поняла, что не знаю, как меня зовут, и испугалась. И тут пришла та женщина, — девочка кивнула на закрытую дверь, — и стала звать меня Сашей, и сказала, что она моя мама. А потом закричала и убежала.
— Ну что же. Тебя действительно зовут Саша, а эта женщина правда твоя мама. Зовут ее Лена. Не помнишь?
— Нет, — девочка отрицательно помотала головой, потом внимательно посмотрела ему в глаза и спросила: — А почему я этого не помню?
Синицын задумался. Вопрос был неожиданным, и «не знаю» сказать было нельзя. Но как объяснить одиннадцатилетнему ребенку, что у него скорее всего амнезия, вызванная реакцией на неправильно подобранную наркозную смесь, чтоб не возникло лишних вопросов ни у ребенка, ни у родителей?
— Тебе сделали операцию. Но лекарство, которое тебе дали, чтоб не было больно, подействовало слишком сильно. Такое случается очень редко, и заранее узнать об этом нельзя. Из-за этого ты проспала очень долго и могла что-то забыть. Не волнуйся, это не навсегда и через какое-то время ты все вспомнишь.
— Это как в кино, про потерю памяти? А если не вспомню? Ведь я даже не помню, как меня зовут, — вопросы зазвучали бодрее. Кажется, ребенок успокаивался.
— Но ведь как разговаривать, что такое больница, кино, операция и лекарство ты помнишь.
— Помню.
— Ну вот. Значит забыла ты не все, а остальное потом постепенно вспомнишь.
Синицын встал с кровати и вышел за дверь.
Елена подошла к врачу, закрывшему дверь в палату.
— Ну что с ней?