Девушка, которая играла с огнем

– А как идут занятия лечебной физкультурой? – поинтересовалась она у медсестры.

– Упражнения, которые он делает, развивают мышечную силу и координацию. И у нас уже есть успехи, правда?

Последний вопрос предназначался Хольгеру Пальмгрену. Он кивнул.

– Вы уже можете пройти несколько метров, а к лету будете в состоянии самостоятельно гулять в парке. Это ваша дочь?

Лисбет и Хольгер Пальмгрен переглянулись.

– Прмн дчь. – «Приемная дочь».

– Как славно, что вы пришли его навестить. – Что означало: «Где же вы, черт побери, раньше были?» Лисбет сделала вид, что не почувствовала укора. Она нагнулась и поцеловала его в щеку.

– Я приду навестить вас в пятницу.

Хольгер Пальмгрен неуклюже поднялся с инвалидного кресла, и она проводила его, поддерживая, до лифта, где они расстались. Едва двери лифта закрылись, Лисбет пошла в приемную и спросила, нельзя ли поговорить с лечащим врачом. Ее послали к доктору А. Сиварнандану, кабинет которого находился в конце коридора. Она представилась и объяснила, что Хольгер Пальмгрен ее приемный отец.

– Мне хотелось бы знать ваше заключение о его состоянии и о прогнозе на будущее.

Доктор А. Сиварнандан раскрыл медицинский журнал Хольгера Пальмгрена и прочел первые страницы. У него было смугло-рябоватое лицо и тонкие усики, действовавшие Лисбет на нервы. Наконец он поднял голову. Как ни странно, доктор говорил с явным финским акцентом.

– В бумагах отсутствуют сведения о дочери или приемной дочери. И вообще, его ближайшей родственницей значится двоюродная сестра восьмидесяти шести лет, проживающая в Емтланде.

– Я была под его опекой с тринадцати лет и до того дня, когда его разбил удар. Тогда мне было двадцать четыре.

Лисбет порылась во внутреннем кармане куртки, достала ручку и перебросила ее доктору А. Сиварнандану через письменный стол.

– Меня зовут Лисбет Саландер. Запишите мое имя в его журнал. Я и есть его ближайшая родственница, ближе нет никого в целом свете.

– Может быть, это и так, – непреклонно заметил А. Сиварнандан. – Но, как ближайшая родственница, что-то уж очень долго вы не давали о себе знать. Насколько мне известно, до сих пор его иногда навещал один человек, не состоящий с ним в родственных отношениях, но именно он указан в качестве лица, с которым надо связаться, если состояние больного ухудшится или он умрет.

– Это, наверное, Драган Арманский.

Доктор А. Сиварнандан удивленно поднял брови и медленно кивнул.

– Верно. Я вижу, вы его знаете.

– Вы можете позвонить ему и проверить, кто я такая.

– В этом нет надобности. Я вам верю. Мне сказали, что вы два часа играли в шахматы с господином Пальмгреном. Но я не имею права обсуждать состояние его здоровья с вами без его согласия.

– А своего согласия этот упрямый баран ни за что не даст, потому что стал жертвой навязчивой идеи, что меня нельзя обременять своими напастями и что он до сих пор несет ответственность за меня, а не я за него. Тут вот какое дело: вот уже два года я думала, что он умер. Вчера я узнала, что он жив… ну, в общем, это трудно объяснить, но мне нужно знать, каков прогноз и поправится ли он.

Доктор А. Сиварнандан взял ручку и аккуратно вписал имя Лисбет Саландер в медицинский журнал Хольгера Пальмгрена. Он попросил также ее идентификационный номер и телефон.

– Так. Ну, а теперь вы формально его приемная дочь. Возможно, это и не строго по правилам, но раз уж вы первый человек, посетивший его после Рождества, когда сюда заезжал господин Арманский… В общем, вы сами видели его сегодня и наблюдали, что у него проблемы с координацией движений и ему трудно говорить. Он же перенес удар.

– Я знаю. Это я нашла его после удара и вызвала неотложку.

– А… Тогда вы знаете, что он три месяца провел в отделении интенсивной терапии и долго был без сознания. Часто пациенты вообще не выходят из комы, но иногда это случается. Очевидно, не судьба ему была умереть сейчас. Сначала его перевели в отделение для хронических больных деменцией – тех, кто не способен обойтись без посторонней помощи. Вопреки прогнозам он стал проявлять признаки улучшения, и тогда его перевели сюда, в реабилитационный центр, девять месяцев назад.

– А какие у него перспективы?

Доктор А. Сиварнандан развел руками.

– Есть у вас магический кристалл волшебнее моего? Сказать по правде, не знаю. Он может умереть от кровоизлияния в мозг хоть сегодня ночью. Или может сравнительно нормально прожить еще двадцать лет. Не знаю. Тут, как говорится, на все воля божья.

– А если он проживет еще двадцать лет?

– Реабилитация у него проходит тяжело. Лишь в самые последние месяцы наступили заметные улучшения. Шесть месяцев назад он еще не мог есть без посторонней помощи. А месяц назад едва вставал с инвалидного кресла, что частично обусловлено атрофией мышц от долгого лежания в постели. Теперь же он даже может самостоятельно ходить, пусть и немного.

– А будет у него улучшение?

– Да, причем заметное. Первый этап был очень трудным, а теперь мы, что ни день, отмечаем новые успехи. Он потерял два года жизни, но через несколько месяцев, к лету, я думаю, сможет гулять у нас в парке.

– А как с речью?