Девушка, которая искала чужую тень

В конце концов, она мать-одиночка – официально, по крайней мере. И Никлас, ее бывший муж, считает за подвиг присмотреть за собственным сыном на выходные. «Ну, а теперь развлекайся в свое удовольствие» – так он сказал ей, когда забирал его в последний раз. Очевидно, Никлас намекал на измену, в которой уличил ее накануне развода. Малин ничего не ответила, только на прощание обняла мальчика. Но потом она разозлилась так, что пнула консервную банку на улице. А теперь еще этот мобильник… не иначе, разразился мировой кризис. Кризисы сейчас следуют один за другим, пора бы привыкнуть. Хотя нет… Не все так страшно. Это же Микаэль! На душе сразу полегчало. Малин посмотрела в сторону Юргордена и одинокого парусника, маячившего между фьордами. Она как раз выходила на набережную.

– Ты обо мне вспомнил, как это мило с твоей стороны, – сказала она.

– Да ладно, брось… – смутился Микаэль.

– Тем не менее… Чем ты сейчас занят?

– Работаю.

– Как всегда, – вздохнула она. – Трудишься в поте лица…

– Увы, приходится.

– Ну, не все же валяться на диване пузом кверху.

– Это скорее твоя поза.

– Ну так ложись, в чем дело?

– Лягу.

На пару секунд нависла пауза.

– Ну что, уже лежишь? – спросила она.

– Само собой.

– Одетый?

– Почти.

– Врешь. Ну ладно, чему обязана?

– Есть дело.

– Дело? – разочарованно переспросила Малин. – Ты уверен?

– Понимаю, – вздохнул Микаэль. – Но видишь ли… речь идет о той хакерской атаке…

– Никак не можешь о ней забыть?

– Не могу.

– Ну, конечно, ты только женщин легко забываешь.

– Нет, женщин я забываю не так легко.

– Особенно тех, которые бывают нужны в качестве источника информации… Зачем я тебе понадобилась, Микаэль?

– Один из твоих старых коллег писал о той хакерской атаке.

– Кто?

– Лео Маннхеймер.

– Лео? – удивленно переспросила она.

– Расскажи о нем немного. Какой он?

– Ну… стильный парень… ну и в остальном совсем на тебя не похож.

– В хорошем смысле, надеюсь.

– В лучшем.

– А конкретнее можно?

– Ну, Лео, он… – Малин задумалась.

– Что? – не выдержал Блумквист.

– В отличие от пиявок вроде тебя, его не слишком интересуют сенсации. Он мыслитель, философ…

– Ну, нам, пиявкам, и положено быть проще.

– Нет, Микаэль, видишь ли, с тобой все в порядке, но ты… ты у меня ковбой. А он мыслитель… Гамлет, – уточнила Малин с какой-то трогательной интонацией.

– То есть он Гамлет? – переспросил Блумквист.

– Ему не место среди финансистов.

– Где же ему место?

– Ну, не знаю… Среди музыкантов, может быть… Он отлично играет на рояле. Необыкновенно музыкальная и вообще одаренная личность. Деньги для него не бог весть что…

– Действительно, странно для финансиста.

– Он ведь с детства был хорошо обеспечен, – продолжала Малин. – Может, поэтому не имеет к ним такого интереса… А зачем он тебе?

– Мне понравилось, что он писал о хакерских атаках.

– Писать он умеет, – согласилась Малин. – Только вот знаешь… здесь ты ничего не нароешь. Он чист… ни единого пятнышка…

– Это ты к чему?

– Ну… такая уж у меня работа. Я хочу честно предупредить тебя.

– О чем?

–…сомневаюсь, чтобы Лео были интересны какие-то хакеры. Он ведь музыкант, сидит и играет на рояле, а не носится со своими капиталами, как некоторые…

– Подожди… Тогда как он вообще оказался в этом бизнесе?

– Его втянул отец.

– Отец? Он у него как будто большая шишка.

– Именно шишка. И еще он большой друг фонда Альфреда Эгрена и самовлюбленный идиот. Он хотел сделать из Лео финансового гения, присвоил его долю акций фонда и с его помощью взобрался на шведский финансовый олимп. А Лео… как тебе сказать… Он слабый. Легко поддается на уговоры, но дело свое знает. Он хороший специалист. Не скажу «блестящий», хотя, безусловно, мог бы стать и таким. Ему недостает хватки… понимаешь?

– Понимаю.

– Как-то раз он признался мне… Я до сих пор помню эту его фразу: «У меня такое чувство, будто в детстве меня лишили чего-то важного». Потом еще говорил о каком-то увечье… или ране…

– Что за рана? – удивился Блумквист.

– Толком не знаю. Мы ведь с ним никогда не были особенно близки. Так, ничего серьезного…

– Что-что?

– Ничего серьезного, – повторила Малин. – Бред, игра, минутное помутнение мозгов.

Но Микаэль уже схватил быка за рога и ослаблять хватку не собирался.

– Я читал, что он много путешествовал, – как бы между прочим заметил он.

– Да, после смерти матери.

– А отчего она умерла?

– Рак поджелудочной железы.

– Ясно, – Микаэль вздохнул.

– Я думаю… для него так даже лучше.

– То есть? – не понял Блумквист.

– Родители порядком отравляли ему жизнь. Я надеялась, он воспользуется ситуацией и вырвется наконец из этого проклятого бизнеса. Посвятит себя музыке или чему-нибудь такому… Представь себе, незадолго до того, как я ушла из фонда, он переменился… Я так и не поняла почему, но он весь так и сиял от счастья. А потом…

– Что?

– Потом снова стал прежним… или даже еще хуже. У меня при виде его сердце разрывалось от жалости…

– А мама тогда была жива?

– Да, но жить ей оставалось недолго.

– Куда он ездил?

– Не знаю. Тогда меня уже там не было. Я так надеялась, что эти путешествия станут началом его освобождения…

– А он взял да и вернулся в фонд, – закончил ее фразу Блумквист.