Девушка, которая строит замки

Мефистофель попросил меня остаться в машине, мол, ему требуется всего пять минут. Какое-то время я сидела, а потом решила выйти из машины размяться. Был хороший августовский вечер, не было сильного ветра, ни холодно, ни жарко, та приятная тишина уходящего лета. Я услышала приближающийся разговор, именно так. За густой декоративной изгородью не было видно людей, но было слышно два мужских голоса. Один голос принадлежал Мефистофелю, второй я еще не слышала. Мне сразу же захотелось сесть в машину, но я стояла на гравии, и любое движение отчетливо было бы слышно. Тем не менее я стала очень медленно двигаться к машине, но до того момента, как я села, я услышала то, что не следовало.

Выходило, что это его отец. «Странно, тут такой особняк, а останавливается в гостинице» — пришла мне в голову мысль.

Сначала шел тихий-мирный разговор о приюте, Мефистофель интересовался, когда будет реальный снос домов и можно ли один из домов продолжать использовать под приют, его отец отрицал такую возможность, ничем не объясняя, Мефистофель пытался получить объяснения. В какой-то момент его отец сорвался, разговор пошел совершенно не в то русло, а проблемы с приютом отошли на десятый план. Отец обвинял Мефистофеля в том, что тот не ставит интересы семьи и компании на первый план в отличие от его брата, что его интересует только собственный бизнес, а сейчас, мол, под них кто-то копает, то ли конкуренты, то ли со стороны органов, и ему надо определиться с кем он, нельзя усидеть на двух стульях… иначе… иначе вся созданная отцом империя отойдет его брату. Мефистофель выслушивал все это тихо, а потом тихим шипящим голосом, так хорошо мне знакомым, пояснил отцу, что давно привык, что центром вселенной его брат… дальше следовало что-то еще, но я, выйдя из оцепенения, наконец добралась до машины, очень тихо ее открыла и села.

Сразу же появился Мефистофель, спокойный с беспристрастным лицом, но было заметно, как за этим мнимым спокойствием все клокотало: губы были плотно сжаты, скулы ходили ходуном, глаза превратились в узкие щелки. Было понятно, что и с приютом ничего не вышло, но в довершении усугубились проблемы в отношениях Мефистофеля с отцом, и если я была мало в этом виновата, то невольным катализатором все-таки стала.

Не говоря ни слова, Мефистофель завел машину, и она рванула в места. Эмоции, которые его обуревали, проявлялись в плотно сжатых на руле руках. Скорость машины увеличивалась, и разрываясь от желания обратить на этот факт его внимание, и страхом за последующую за этим реакцию, я все больше вжималась в сиденье. На одном из поворотов нас занесло, машина стала неуправляемой, но он справился, съехал с дороги в поле и остановился.

Он выпрыгнул из машины и метался по полю, как дикий разъяренный зверь. Я вышла следом. Было прохладно, чувствовалось приближение осени, я поежилась и плотнее закуталась в ветровку. Мне хотелось сказать ему, что все будет хорошо, но одновременно с этим было понимание, что лезть не надо. Как странно, что, видя переживания других людей, мы им настолько глубоко сопереживаем, что наши беды сразу меркнут.

И вдруг он, пробегая мимо меня, на секунду притормозил:

— Ты как?

— Я то? Нормально, — я положила ему руку на грудь. Я его не держала, но ему в свою очередь было не очень удобно взять и бежать снова по полю. — И все будет хорошо. Я узнавала.

А под моей рукой вздымалась грудь, внутри все клокотало, и это стремилось вырваться, чтобы рвать и метать. И вдруг он схватил меня в охапку и плотно сжал. Это даже объятиями сложно было назвать, это именно — сжать, как лимон, чтоб его выжать. Его руки метались по моей спине, словно я была глиной, и приложив немного усилий, меня можно было растереть в порошок. Его рука наткнулась на мою косу, которую он тут же схватил и так дернул, что голова запрокинулась назад. Я судорожно вдохнула, а он жадно впился губами в шею, и медленно провел рукой по спине от шеи вниз, судя по всему, ногтями, но возбуждение, порожденное болью, следовавшее за его рукой не остановилось вместе с его рукой, а поползло дальше вниз.

Вдруг также неожиданно, как начались его страстные поиски, также неожиданно они прекратились. Он затих, зарывшись носом в мои волосы. Я так и осталась тряпичной куклой в его руках и освобождаться из его объятий не хотелось.

В машине я поймала на себе его взгляд, он словно увидел привидение. Я потянулась, чтобы посмотреть на себя в зеркале, ну, волосы взъерошены, коса наполовину расплелась, ну, что он не видел лохматых девушек? Я потянулась в карман ветровки за ключами, и тут увидела на груди какие-то царапины. Мефистофель, нахмурившись, смотрел на меня. Я попыталась разрядить обстановку:

— О! Можно спокойно заявиться в полицию с заявлением об изнасиловании, никто даже сомневаться не будет.

У Мефистофеля дернулись скулы, глаза стали еще уже.

— Это была шутка! Неудачная, возможно, — он нисколько не изменился.

— Пошли! — он кивком показал на входную дверь моего подъезда, когда мы приехали. — Это надо обработать.

И уже дома распорядился: