Девушка, которая ушла под лед

Я листала материалы о мозговых нарушениях и наткнулась на статью про синестезию – состояние, при котором все чувства взаимосвязаны. Там было написано о том, что некоторые люди видят музыкальные симфонии, ощущают слова на вкус, буква «С» кажется им ярко-красной, а буква «А» – синей, слово «счастье» для них на вкус соленое, а «небо» напоминает пережаренный стейк. Для меня вот, например, слово «смерть» имеет вкус швейцарского сыра – острого, твердого, пикантного.

Может, с моим мозгом произошло что-то подобное? Нейроны нашли новые траектории движения, перепутались, осели в необычных местах мозга. Вдруг у каждого где-то спрятана способность ощущать смерть, но люди просто не умеют ею пользоваться? А мне удалось превзойти человеческие возможности? А как это получилось у Троя?

Я ввела в строку поисковика «Трой Варга». Я шерстила социальные сети страница за страницей, но ни одной похожей на него фотки не попадалось. Я всматривалась в фоторепортажи со школьных спортивных соревнований. Я читала информацию в профилях и сопоставляла с возрастом Троя. Но все напрасно. Я сломала глаза, изучая нечеткие снимки отдаленно похожих на него парней. И даже когда у меня начала невыносимо болеть голова, я не оставила своего занятия.

В три часа ночи я нашла Троя. На фотографии команды бейсболистов. Он был загорелее. В форме в тонкую полоску. Стоял, опершись на биту. Улыбался открытой улыбкой – не такой, как сейчас. Снимок был нечеткий, черты лица нерезкие, но я разглядела ярко-голубые глаза. Это точно он. Я нашла источник фото. Три года назад, газета «Сан-Диего Газетт», заголовок – «Команда “Шелтон Оакс” становится чемпионом!».

Я закрыла глаза и представила нашу первую встречу с Троем в библиотеке. Я спросила, откуда он знает про кому. Вспомнила слова Жанны о том, что имена несовершеннолетних нельзя публиковать в прессе, поэтому изменила условия поиска. «Сан-Диего Шелтон Оакс кома».

Одна ссылка. Два года назад.

Машина с семьей сорвалась с обрыва. Я с трудом заставила себя кликнуть по ссылке.

«47-летний Джей Варга и его 46-летняя супруга обнаружены мертвыми в автомобиле на трассе Хаттон-роуд вчера днем. Их дочь Шерон скончалась в госпитале из-за обильной кровопотери. Поиски начались вчера утром, когда администрация школы Шелтон Оакс сообщила в полицию, что сын семьи Варга, старшеклассник, третий день подряд по неустановленной причине не посещает уроки, а члены семьи не выходят на связь. Юноша остается в коме».

Трясущимися руками я выдвинула ящик стола и достала клочок бумаги с номером Троя. Набрала. После четвертого гудка раздался глухой голос: «Да». Зачем я позвонила? Что я скажу? «Алло! Кто это? Дилани?» Я бросила трубку.

Все не так. Мы ничуть не лучше других. Мы поломаны. Разбиты. Мы лишены цельности. Оголи мозг, верни в примитивное состояние – и вот что получится.

Заснуть этой ночью мне так и не удалось. Я думала только о смерти. О запахе гари. О цвете огня. Об ожоге, разрывающем центр моей ладони. О трости, объятой языками пламени. Она горела как плоть живого человека.

В субботу в первой половине дня мы с Деккером не виделись. Машина стояла у дома, потом он уехал, потом вернулся. Но самого его я не видела. Он не зашел ко мне. Но ведь и я не зашла к нему.

Находиться дома стало невыносимо. Взгляд на ноутбук – и сразу все мысли только о Трое, его погибшей семье, о том, как он живет один в той ужасной квартирке. Я смотрела на наградные ленты на стене и понимала, как они бессмысленны. Как бессмысленна эта глупая книжка «Отверженные» – непрочитанная, с закладкой на странице 43. Метафора, очевидная метафора наших с Деккером отношений. Мы отвергли друг друга. А наша дружба поломана, совсем как корешок книги. Все идет не так, как надо…

Я спустилась на кухню:

– Можно мне взять твою машину?

Мама напряженно замерла над раковиной с посудой. Вода текла, наполняя чашки, переливаясь через края.

– Дороги скользкие, – сказала она раковине, не поднимая головы, – а ты долго не водила. У тебя повреждены ребра, из-за этого ограничена подвижность.

Я осторожно нагнулась вперед-назад, но мама не увидела.

– Хочешь, чтобы я на мостик встала?

Не то чтобы я была способна на такое упражнение. Если честно, то лучше всего мне было, когда я вообще не двигалась.

Мама вытерла руки о передник и сказала, глядя перед собой:

– Я хочу, чтобы ты осталась жива.

– Я и жива. Я буду осторожной, правда. Буду ехать медленно, не превышая скорость. Обещаю, что не умру.

Мама повернулась ко мне: бледная, каждая морщинка видна.

– Я не знаю, как сделать так, чтобы тебя не потерять. Что лучше: гиперопека или недоопека.

– Нет такого слова, – сказала я, потому что не знала, что еще сказать.