Девушка, которая взрывала воздушные замки

— Я затребовал рентген головы. Как видите, непосредственно возле места ранения имеется затемнение. Я не могу определить его происхождение. Это может быть рубец, образовавшийся в процессе заживления, а может быть и небольшое кровоизлияние. Но пока мы не выясним, в чем дело, я ее не выпущу, как бы мне того ни хотелось.

Ханс Фасте огорченно кивнул. Спорить с врачами не имело смысла, поскольку они властвуют над жизнью и смертью и являются чуть ли не главными представителями Бога на земле. Возможно, за исключением полицейских. Во всяком случае, чтобы определить, в насколько тяжелом состоянии пребывает Лисбет Саландер, ему не хватало компетентности.

— И что теперь будет?

— Я прописал ей полный покой и отмену физиотерапии — ей необходима лечебная гимнастика из-за пулевых ранений плеча и бедра.

— О'кей… мне надо позвонить в Стокгольм, прокурору Экстрёму. Это явилось для нас некоторым сюрпризом. Что я могу ему сказать?

— Два дня назад я был готов согласиться на ее перевод, например, в конце этой недели. При теперешних обстоятельствах придется еще немного повременить. Можете подготовить его к тому, что я едва ли смогу принять решение в течение следующей недели, и не исключено, что пройдет еще недели две, прежде чем вам позволят перевезти ее в тюрьму в Стокгольм. Все будет зависеть только от ее состояния.

— Суд назначен на июль…

— Если не произойдет ничего непредвиденного, она встанет на ноги еще задолго до этого.

Инспектор уголовной полиции Ян Бублански с подозрением разглядывал мускулистую женщину по другую сторону столика. Они сидели в уличном кафе на Северной набережной озера Меларен и пили кофе. Дело происходило 20 мая, и воздух казался по-летнему теплым. Она поймала его в пять часов, когда он уже собирался уходить домой, представилась, предъявив удостоверение на имя Моники Фигуэрола из ГПУ/Без, и предложила побеседовать за чашечкой кофе.

Поначалу Бублански держался замкнуто и неприветливо. Через несколько минут она, посмотрев ему в глаза, сказала, что не имеет официального задания его соблазнить и что если он не хочет, то у него, естественно, есть полное право ничего ей не говорить. Он спросил, какое у нее дело, и она чистосердечно рассказала, что начальник поручил ей неофициально составить представление о том, где правда, а где фальсификация в так называемой истории Залаченко, которую иногда также именуют историей Саландер. Заодно пояснила, что, возможно, даже не вправе задавать ему вопросы, и отвечать на них или нет — решать ему.

— Что вы хотите узнать? — спросил в конце концов Бублански.

— Расскажите, что вам известно о Лисбет Саландер, Микаэле Блумквисте, Гуннаре Бьёрке и Александре Залаченко. Как они взаимосвязаны?

Они проговорили более двух часов.

Торстен Эдклинт долго и обстоятельно размышлял над тем, что делать дальше. После пяти дней расследования Моника Фигуэрола предъявила ему ряд несомненных доказательств того, что в ГПУ/Без творится что-то невероятное. Он понимал, что, пока не соберет достаточное количество материала, действовать надо осторожно. В сложившейся ситуации у него самого руки оказались в определенном смысле связаны конституцией, поскольку он не имел полномочий проводить оперативные действия, особенно в отношении собственных сотрудников.

Следовательно, ему требовалось найти некую формулу, делавшую принимаемые им меры законными. В кризисной ситуации он всегда мог сослаться на свое полицейское удостоверение — ведь расследование преступлений являлось долгом полицейского, — но данное преступление было столь деликатного свойства и столь тесно связано с конституционными правами граждан, что один неверный шаг — и его, скорее всего, выгонят с работы.

Всю пятницу он провел в размышлениях, запершись у себя в кабинете, и в результате пришел к выводу, что Драган Арманский прав, каким бы неправдоподобным это ни казалось. Внутри ГПУ/Без существовал заговор группы лиц, действовавших за рамками обычной работы или параллельно с ней. Поскольку их деятельность продолжалась много лет — по меньшей мере с 1976 года, когда в Швецию прибыл Залаченко, — она явно была хорошо организована и имела надежное прикрытие сверху. Насколько высоко тянулись связи заговорщиков, Эдклинт представления не имел.

Он вывел в блокноте три имени.

Йоран Мортенссон, личная охрана. Инспектор уголовного розыска.

Гуннар Бьёрк, зам. начальника иностранного отд. Умер. (Самоубийство?)

Альберт Шенке, начальник канцелярии, ГПУ/Без.

Моника Фигуэрола сделала вывод, что Мортенссона перевели из личной охраны якобы в контрразведку, где он на самом деле не появился, как минимум с ведома начальника канцелярии. И занимается Мортенссон слежкой за журналистом Микаэлем Блумквистом, что не имеет никакого отношения к контрразведке.

К списку следовало добавить еще два имени, не из ГПУ/Без.