Девушка, которая застряла в паутине

– Пиши: «Лисбет, возможно, ты уже знаешь, что Франс Бальдер мертв, застрелен двумя выстрелами в голову. Не можешь ли ты попробовать узнать, зачем кому-то понадобилось его убивать?»

– Это всё?

– Это не так уж мало, учитывая, что мы давно не общались. Она наверняка сочтет наглостью, что я только задаю вопрос. Но думаю, ее помощь нам не повредит.

– Ты хочешь сказать, не повредит немного незаконных хакерских действий…

– Я этого не слышал. Надеюсь, скоро увидимся.

– Надеюсь.

Лисбет все-таки удалось снова уснуть, и теперь она пробудилась в половине восьмого утра, причем не в лучшей форме. Ее подташнивало, голова болела. Тем не менее чувствовала она себя лучше и, быстро одевшись, наскоро позавтракала – двумя разогретыми в микроволновке пирожками с мясом и большим стаканом кока-колы. Потом сунула в черную сумку тренировочный костюм и вышла на улицу. Буря улеглась, однако повсюду валялись мусор и газеты, которые разнесло по городу ветром.

От площади Мосебакке Саландер пошла вниз и дальше по Гётгатан, бормоча что-то про себя. Выглядела она озлобленно, и, по крайней мере, два человека испуганно отступили в сторону. Но Лисбет вовсе не была сердита – просто собранна и целеустремленна. Она не имела ни малейшего желания тренироваться. Ей просто хотелось не отступать от заведенного порядка и выгнать из организма яды. Поэтому Саландер продолжила путь к Хурнсгатан и перед самой «горбушкой» свернула направо, в боксерский клуб «Зеро», расположенный в подвале и казавшийся в это утро обшарпанным, как никогда.

Помещению не повредило бы, если бы по нему разок прошлись краской и вообще немного освежили. Здесь, похоже, ничего не делали с семидесятых годов – ни с интерьером, ни с афишами. На стенах по-прежнему висели Али и Джордж Форман. Все по-прежнему выглядело так, как на следующий день после легендарного матча в Киншасе[40], что вполне могло объясняться тем, что отвечавший за зал Обинце маленьким мальчиком наблюдал за боем на месте и потом носился под очищающим муссонным дождем с криком: «Ali Bomaye!»[41] Этот бег стал не только его лучшим воспоминанием, но и, как он говорил, последней точкой в «днях невинности».

Вскоре после этого ему с семьей пришлось бежать от террора Мобуту, и вся его жизнь переменилась; и, пожалуй, не было ничего удивительного в том, что ему хотелось сохранить это мгновение истории или в каком-то смысле продлить его в богом забытом боксерском зале в Стокгольме. Обинце по-прежнему постоянно говорил о том поединке. Вообще-то, он постоянно говорил о чем угодно.

Крупный, мощный и лысый, он был болтуном милостью Божьей и одним из немногих в зале относился к Лисбет доброжелательно, хотя, подобно многим другим, и считал ее более или менее сумасшедшей. Периодами она тренировалась исступленнее всех остальных и с дикой силой набрасывалась на боксерские груши, мешки и спарринг-партнеров. В ней присутствовала какая-то первобытная, яростная энергия, которую прежде Обинце почти не встречал, и однажды, еще хорошенько не узнав ее, он предложил ей начать участвовать в соревнованиях боксеров.

Услышанное в ответ фырканье навсегда отбило у него охоту повторять это предложение, и он так и не понимал, зачем Лисбет так истово тренируется; впрочем, ответа на этот вопрос ему и не требовалось. Истово тренироваться можно вообще без всякой причины. Это лучше, чем истово пить, лучше и многого другого. А может, она действительно не покривила душой, когда поздно вечером, с год назад, сказала ему, что хочет быть физически подготовленной, если вдруг опять попадет в переплет…

А то, что ей уже доводилось побывать в переплете, Обинце знал. Обнаружил в «Гугле». Он прочел о ней все, что имелось в Интернете, и прекрасно понимал, что ей хочется быть в форме на случай, если возникнет какая-нибудь новая зловещая тень из ее прошлого. Уж это-то он понимал лучше всего. Оба его родителя были убиты киллерами Мобуту.

Чего он не понимал, так это почему Лисбет периодически полностью забрасывала тренировки, при этом, похоже, вообще не двигалась и упорно питалась только паршивой едой. Такого рода резкие метания между крайностями оставались для него непостижимыми, но к моменту ее появления в это утро – как всегда, демонстративно одетой в черное и с пирсингом, – он не видел ее уже две недели.

– Привет, красавица! Где ты пропадала? – спросил Обинце.

– Занималась кое-чем жутко противозаконным.

– Могу себе представить. Отделала компанию байкеров или что-нибудь в этом роде?

Но Саландер даже не ответила на шутку. Просто мрачно двинулась в раздевалку, и тогда он, зная, что она это ненавидит, все-таки встал у нее на пути и посмотрел ей прямо в лицо.

– У тебя жутко красные глаза.

– Я вчера напилась, как собака. Подвинься!

– Тогда я не желаю тебя здесь видеть, тебе это известно.

– Skip the crap[42]. Я хочу, чтобы ты выбил из меня все дерьмо, – прошипела Лисбет.

Потом она пошла, переоделась и вернулась обратно в слишком больших боксерских шортах и белой майке с черным черепом на груди, и у него не оставалось иного выхода, как действительно вышибить из нее дерьмо.