Девушка моего друга (сборник)

Девушка тем временем убрала рюкзак, легла на кровать, укрыла свои худенькие голые ноги углом одеяла и тоже взяла с тумбочки журнал.

Потом она неожиданно сказала:

— Как еще у нас все-таки много бюрократов! Даже в комсомольских органах — и то бюрократы!

— Да... — согласилась Ксеня и вздохнула. — Бюрократов у нас еще много.

Она почему-то вспомнила секретаря своего сельсовета хромого Степку Афонина, который учился с ней в одном классе. Степка выдавал в селе разные справки и страшно важничал. Редко кто получал у него справку сразу. Обычно ходили к нему за каждой бумажкой по два, а то и по три раза. Когда он успел стать таким, Ксеня не понимала. В школе был парень как парень.

Но лишь только заполучил в свои руки печать — сразу переменился. Правда, Юрка, которого она когда-то любила, всегда терпеть не мог Степку Афонина и считал его дураком. И она тоже стала считать Степку дураком после того, как он однажды подсунул ей в парту дохлого котенка, а потом целую перемену носил его по школе и совал в лицо девчонкам. Может, Степка Афонин

потому и стал так быстро бюрократом, что он дурак?

Может, и другие бюрократы — это тоже просто дураки? Ведь зачем бы умному да хорошему человеку становиться бюрократом?

— А вы что — по комсомольским делам сюда приехали?— осторожно спросила девушку Ксеня.

— Да вроде по комсомольским, — ответила девушка.

— Хотела путевку получить. На комсомольскую стройку. Чтобы или ГЭС или химия... Что-то главное надо делать!,. Да, боюсь, придется так ехать...

— Это почему же? Не дают? — с интересом спросила Ксеня.

Она вспомнила, что по комсомольским путевкам уехали из их деревни на целину три ну прямо совсем некрасивые девчонки. А потом они писали, что девчат на целине совсем мало и парня можно выбрать хорошего, если только не быть дурой. И все они на самом деле вышли там замуж, и одна даже приезжала с мужем к себе домой. Муж у нее был симпатичный и всем в деревне очень понравился.

Когда Ксене становилось тоскливо и одиноко, ей тоже очень хотелось уехать на целину или на какую-нибудь большую стройку, про которые она много читала в газетах и журналах. Но она все никак не решалась.

Да и семью бросить нельзя: ее руки пока нужны. А эта вот девочка, значит, решилась...

— Не дают, бюрократы проклятые! — ответила девушка.

— Говорят, нужна бумажка из зонального комитета комсомола. А где ж мне ее взять, если секретарь комитета — мой брат, и он против того, чтобы я ехала? Где мне ее взять?

— А почему он против? — спросила Ксеня.

— Говорит, так все уедут, а кому-то надо и здесь оставаться. «Я, говорит, тоже хотел бы, да вот тут кручусь ». И вообще он меня всерьез не принимает. Считает, что я маленькая, что мне рано, что от меня там пользы не будет, а одни только хлопоты другим... А я все равно уеду!

— Конечно, — согласилась Ксеня. — Там лучше будет...

— А я не ищу, где лучше. Я ищу, где интереснее.

— А вот как по-вашему, в чем этот интерес? Я часто про это думаю...

— Да так сразу не скажешь... — Девушка улыбнулась, потом задумалась. — Мне много надо... И чтоб любовь была настоящая... И чтоб работа — в удовольствие...

И чтобы люди за нее мне спасибо говорили, а не по носу щелкали...

— А вы работали?

— В Тюлюкинском райпромкомбинате — учетчиком.

Скучища там — сил нет! Два рационализатора отыскались на весь комбинат!.. И тем ходу не давали... Я вмешалась — мне говорят:

«Не лезь! Молода еще!» Я к брату пошла, а ему за меня вступаться, видите ли, неудобно

— сестра... От одного этого уедешь!..»

Девушка замолчала и снова задумалась, глядя куда-то в угол чуть прищуренными темными глазами.

— Ну и как?— тихо спросила Ксеня. — Ничего не вышло?

Она была почти уверена, что не вышло. Разве может выйти что-нибудь путное, если против начальства пойдешь?

— Выйти-то вышло! — Девушка слегка махнула рукой.

— Я до секретаря парткома дошла... А вот толку?..

Ну, стали больше тележных колес делать... А по мне — так уж все телеги давно на слом пора! Двадцатый век давно переломился, а я из-за телег воюю... Вот и подумала:

на что жизнь уйдет? Раз живешь — второй не дадут...

Уж жить — так ради чего-то стоящего. Ради чего-то главного... Чтоб века прошли, а люди все спрашивали:

«Кто ж делал это? Кто здесь пот проливал? Кому спасибо сказать?» И чтоб кто-нибудь ответил: «Вот среди других и Светка Пестовская здесь была... И не последней...»

— Вас Светланой зовут? — спросила Ксеня.

— Да. Светланой.

— А меня Ксеней. Я из Таловки. Камышейского району.

— Вы на .какое-нибудь совещание приехали?

— Нет!.. Я картошку на базаре продавала.

— А-а... — разочарованно протянула Светлана и опустила глаза в журнал.

Ксеня подумала, что Светлане теперь, наверно, совсем неинтересно разговаривать с ней, и это было обидно, потому что было несправедливо. Ксеня ведь не потому продавала картошку, что любила торговать.

Велико ли счастье — торчать целый день на базаре?..

Чего доброго, Светлана подумает, будто Ксеня и делать ничего больше не умеет!..

— А на совещании я тут летом была, — сказала Ксеня.

— Когда свекловодов собирали. Прямо в* обкоме совещание шло...