Девушка на фотографии футболиста Березина. Часть 2

Егор украдкой смотрел на Машу и думал. Сила, решил он, заключается в возможности преодолевать слабости, которых у каждого хватает. А слабость ― это неумение понять или правильно использовать свои сильные стороны. Их, как он успел заменить, у любого человека немало. И еще: даже самые сильные люди порой бывают такими слабыми, беззащитными…

– Ты говорила про то, как умирают звезды… Ты это к чему?

– Да так. Когда уходят яркие личности, после них остается след. Они как будто и не умирают вовсе…

Несколько минут в салоне царила тишина, только негромко играла музыка, еще мерцали фонари, а за окнами проносилась жизнь, расцветал рассвет. В этот самый момент Маша почувствовала, как сильно она любит жить…

– Вспомнил!

– Что ты вспомнил? Как тебя зовут? Поздравляю!

– Нет же, фамилию того парня, знакомого твоего.

– Ну и?

– Она простая такая, на «К»… Керимов, по-моему.

«Не может быть! ― подумала Маша. ― Неужели это он?»

Любовь и прочие эксперименты

Больница. Белые халаты мелькают, передвигаясь из стороны в сторону, где-то плачет женщина о том, кого уже не вернуть. Кто-то несет горячий кофе, чтобы выдержать еще одну вахту, возможно, последнюю. Кто-то наоборот, впервые за долгое время сегодня заснет спокойно…

– Странно видеть его так близко… Боже мой, больше тридцати лет прошло! ― Нина Александровна, бывшая жена профессора, сидела вместе с Машей на скамье перед входом в палату. На ее прямые, не подвластные времени плечи был накинут все тот же пресловутый белый халат, которых и так вокруг было предостаточно.

Это была уже не молодая женщина, с морщинками вокруг наблюдательных, острых глаз ― приметой жизнелюбивого человека. Вообще по морщинам можно читать человеческую судьбу. Глубокие борозды на лбу ― свидетельство эмоциональности, пылкости, а иногда ― отпечаток бед и горестей, который уже нельзя стереть. Да и забыть тоже.

– Профессор всегда говорит, какое время всемогущее.

– Говорить он мастак, это еще с юности пошло. Слышали бы вы, какие дифирамбы он мне пел, когда был в вашем возрасте! ― Нина Александровна улыбнулась и сцепила руки в замок так крепко, что, казалось, может сломать свои длинные тонкие пальцы.

– Как так получилось, что вы расстались? ― осторожно поинтересовалась Маша.

– Молодые были, глупые. Да и сейчас такими же остались. Это большое заблуждение, что с возрастом мы мудреем. Просто на смену одним глупостям приходят другие. Он был всегда большой мечтатель, жил в своем мире, его занимало буквально все, сколько книг он перечитал, уму непостижимо! А еще у него никогда слова не расходились с делом. Именно поэтому я и выбрала его, будь он неладен!

Простите мои слова, накипело, смотрю на него и ничего поделать не могу… Как будто и не было этих тридцати с лишним лет.

По глупости ушла от него, да еще и сына забрала: ревновала к работе, считала, что недостаточно любит, мало о любви говорит, а это, может, и не надо вовсе…

Не подумайте, что я жалею ― судьба она штука такая, что на роду написано, от того трудно уйти.

Вот даже наша с вами встреча… Я помню тот случай, как будто он был только вчера: Дима вернулся с прогулки раньше обычно, побитый такой, но не жаловался, ничего, обмолвился только, что упал, а соседки видели, что за девушку заступился. Кто бы тогда подумал, что эта самая девушка приведет меня обратно к Коле…

А судьба-то подстраховалась… Еще до того, как вы постучались ко мне в дом, я решила навестить того самого психолога, что спас мою внучку, Катеньку. Лена позвонила, сказала, что ему недолго осталось, посмотреть надо, помочь, если что… У меня в этом деле опыт большой: не одного пришлось выходить, да и похоронить тоже. Мы все чувствовали себя в долгу перед ним.

– Стойте, Валерий Михайлович…

– Именно. Это муж моей дочери.

– Как тесен мир!

– Дорогая, поживите с мое и вы поймете, что это не самое удивительное.

– Вы действительно не знали, кто спас Катю?

– Нет, не знала. Признаюсь честно, первое время я следила за успехами Коли, Николая Степановича, как для вас привычней. Даже когда уже за границей жила, замуж вышла, все равно старалась через общих знакомых новости узнавать. А как сына похоронила, как отрезало. Его виноватым считала, хотя он тут не причем был.

– А почему вы были против того, чтобы Николай Степанович виделся с сыном?

– Зачем раны бередить? Разошлись, так разошлись. Это теперь я понимаю, что больнее ему хотела сделать, показать, как много он теряет. А что в итоге?!

– Вы были счастливы там, в Америке?

– По-своему, да. У меня был дом, семья, муж, который во мне души не чаял. Но их мужчины, между нами говоря, нашим не ровня. Слабые они, будто пластилиновые ― лепи, что хочешь. Но нам тогда как-то устраиваться надо было… А вообще, каждому свое. Нужно жить в той стране, где родился. Иначе, зачем все это?

Мужчину трудно воспитать. А я целых двух подняла ― сына и внука. Андрей был более мягким, в отца пошел научным складом, только языками увлекался, ничего вокруг себя из-за них не замечал. А вот Дима характером пошел в деда ― сильный, уверенный, целеустремленный, да еще и однолюб к тому же.