– Да, – выдыхаю я, вытирая рот тыльной стороной руки. Честное слово, меня сейчас стошнит.
Фэйбл смотрит на меня со страхом, сочувствием и тревогой. А потом в глазах появляются слезы – нет, не хочу, чтобы она проливала их из-за меня.
– Она… домогалась тебя, да?
Я мотаю головой, удивленный таким выбором слов.
– Нет, не домогалась. Я прекрасно понимал, что мы с ней делаем.
Фэйбл открывает рот от изумления.
– Что?
– У нас был роман. Вот и все. Адель не домогалась меня, не трогала, когда я был маленьким. Просто заигрывала, соблазняла. Я запал на нее и крутил с ней роман несколько лет. – Когда я произношу последние слова, отвращение к себе застит мне глаза. – Вот, Фэйбл. Вот твой ответ. Ну что, довольна? Я омерзителен тебе, да? Зажимался с мачехой по углам, позволял ей пробираться ко мне в комнату ночью. Неистово трахал ее, снова и снова. Она всегда отлично знала, от чего я завожусь больше всего. А мне было невыносимо, что она так легко может контролировать меня.
Я весь дрожу, дыхание перехватывает в легких, зубы стучат. Поверить не могу, что я только что все это рассказал. Выложил Фэйбл все. Как на духу.
А она просто стоит и смотрит на меня широко открытыми глазами, все еще полными слез.
– Сколько… сколько лет тебе было, когда это началось? – наконец спрашивает она.
– Почти пятнадцать.
Я тогда заводился с полпинка. И Адель это знала. Она была красивой, загадочной. Льстила мне, заигрывала – вот и я не устоял. Мачеха ведь всего на одиннадцать лет старше меня. Помню, она сказала однажды, что у нас с ней больше общего, чем у нее с моим отцом. А потом той же ночью прокралась ко мне в комнату и стала ласкать, ублажать ртом, заставляя кончать так, что я чуть не терял сознание.
Я был молод, гормоны бушевали, и мне хотелось трахаться. Постоянно. И несмотря на стыд и презрение к себе и к ней, втайне я стремился добиться ее внимания – чтобы хоть на краткий миг почувствовать себя желанным, любимым.
Потом, когда она уходила, я лежал один в комнате и испытывал острый стыд. Отвращение. Ненавидел ее, самого себя. Отца, который ничего не замечал. Маму, которая умерла, когда я был маленьким, и не могла теперь защитить меня.
– Ты был всего лишь ребенком, Дрю. Она манипулировала тобой. Это вовсе не отношения между двумя взрослыми людьми по обоюдному согласию. Мачеха именно что
Голос Фэйбл дрожит, она вся дрожит, как и я. А потом она вдруг совершает безумный поступок.
Подбегает ко мне и обнимает так крепко, будто не хочет больше никогда отпускать. Плачет, всхлипывает, уткнувшись носом в мою футболку. Я медленно обхватываю ее и прижимаю к себе. Ни слез, ни грусти внутри, ничего. Никаких чувств. Наверно, это шок.
Я только что признался Фэйбл, открыл самую страшную и грязную тайну – а она не убежала. Не подняла меня на смех, не стала упрекать и издеваться.
Впервые в жизни я почувствовал, что наконец-то нашел того, кто меня понимает.
Я так и знала. Не хотела принимать этого, но чувствовала, что источник всех проблем – в Адель. С каждым днем зацепок появлялось все больше, и мои подозрения усиливались.
А теперь они подтвердились окончательно.
Меня переполняет такая ненависть, что от нее кружится голова. Ненавижу эту женщину за то, что она сделала с Дрю. И то, как она продолжает мучить его сейчас. Она отвратительна. Мерзкая педофилка, которая должна сидеть в тюрьме за растление пасынка.
Ненавижу ее всем своим существом.
– Надо уезжать отсюда, – бормочу я, уткнувшись ему в грудь.
Отстранившись, поднимаю глаза – и вижу, что лицо Дрю не выражает ничего. Он полностью закрылся от мира, и я не могу его за это осуждать, ведь это своего рода защитный механизм.
Как только вернемся в город, посоветую ему сходить к профессиональному психологу. Нужно, чтобы он выбросил из головы этот печальный опыт. Конечно, полностью избавиться от воспоминаний не получится, но он хотя бы сможет поговорить с кем-то, попросить о помощи. Так ему будет легче справиться со всем этим.
– Дрю. – Трясу его за руки, и он наконец-то фокусирует взгляд на мне. – Надо ехать. Срочно.
– Да, ты права. Уходим.
Убегаю к себе, набиваю баул вещами и застегиваю его. Хватаю сумочку и толстовку, оглядываю комнату, проверяя, все ли взяла.
Да если и забыла – плевать. Я так хочу убраться отсюда, что мне уже все равно.
Дожидаюсь Дрю в гостиной, наблюдая из окна за особняком. Похоже, они еще не уехали на поминки Ванессы: «Рендж Ровер» стоит на подъездной дорожке – видимо, был припаркован там заранее. Значит, машине Дрю выезд он не загораживает.
Слава богу.
– Хочешь попрощаться с отцом? – спрашиваю я, когда Дрю выходит в гостиную с сумкой через плечо. Выражение лица у него по-прежнему отрешенное.
Он медленно покачивает головой.
– Напишу ему сообщение. Они еще здесь?
– Да. – В моем голосе слышится неприкрытая паника, и я откашливаюсь, мысленно ругая себя. – Дрю, мне кажется, нам не стоит идти туда…
– Мне тоже, – обрывает он меня.