— А раньше вы ее видели, госпожа Харпер?
— Нет, только вчера после обеда.
— Ну, значит девушка говорит правду — она только вчера пришла в нашу деревню. Мы не можем винить ее в прегрешениях брата, она же не принимала в них участия. Томас пропал на прошлой неделе, а она пришла вчера, следовательно, в этом деле она не может быть замешана.
— А мне кажется, эти оба что-то задумали! Все знают, что Оливер большой болтун, а про девчонку он и словом не обмолвился.
— С какой стати мне рассказывать вам про мою семью? Да, у меня есть сестра, но я никогда не видел резонов распространяться о ней в кругу случайных знакомых!
Воодушевленный моей поддержкой, Олли вышел вперед. Парень ничуть не показал, что в первый раз слышит то, что я несу, он легко подыгрывал истории, почувствовав, что это единственный возможный шанс на спасение. Он еще что-то говорил, но быстро заткнулся, когда в него снова полетели камни. Не все они достигали своей цели, но все же в паренька то и дело попадали. Толпа свистела и улюлюкала, люди хотели покарать убийцу их друга, а я мешала совершению правосудия. Скоро люди принялись кидаться и в меня.
— Да что вы за изверги такие?! Как вы смеете кидаться в девушку?! — крикнул Олли, когда в мою руку попал очередной булыжник. Было больно, но в крови кипело столько ярости, что я не замечала ничего вокруг. Вцепившись обеими руками в локоть Олли, я надеялась, что обитатели деревни немного успокоятся и прекратят это безумство. Ослабить путы я и не пыталась — все равно я бы не справилась с узлами, а толпа тогда бы точно прикончила меня вместе с «убийцей». Мирра сорвалась с моего плеча, она подлетела к помятому Хермису, отчаянно вереща и носясь вокруг него. Парень тем временем продолжал голосить. — Ладно я, вы на меня решили повесить какое-то дело, но она же ни в чем не виновна! Или вы и ей хотите приписать убийство?! Боги, ну хотя бы немного головой думайте! Она только вчера появилась, а господин Доусон уже неделю черт знает где ошивается! Ее я не позволю убивать, она невиновна! Вы же якобы справедливость ищите, так не будьте настолько жестокими! Прекратите посыпать нас камнями, это же больно!
Староста деневни, допускавший агрессию толпы, неожиданно для меня решил проявить милосердие. Он прикрикнул на соседей, призывая их к порядку.
— Юноша прав! Мы же люди, а не варвары! Неужто вам не говорили, что бить женщин — самое последнее, что может сделать уважающий себя мужчина? Она не виновата, что является сестрой убийцы, а сестринскую привязанность можно легко понять. Рич, будь так добр, уведи барышню в безопасность. Ее же задевают!
Тот самый бугай, который приходил за Олли накануне, кивнул, и сделал несколько шагов ко мне. Едва завидев его, я заголосила пуще прежнего:
— Нет! Нет, смейте подходить ко мне! Я не дам вам убить невиновного! Олли и мухи не обидит, это самый добрый парень во всем Алеме! Единственное, чем он может навредить — так это насмешить человека до смерти! Он не может никого убить, он на это не способен!
Я еще крепче вцепилась в Оливера, не желая отдавать парня на растерзание толпы, но сопротивляться сильному, привыкшему к физическому труду мужчине было невозможно. Еще немного — и руки отпустили паренька. Человек по имени Ричард крепко держал меня, таща в сторону. Он перехватил меня поперек талии, так, что я болтала ногами в воздухе, не в силах врываться на свободу.
Как только исчез заслон в виде девушки, в Оливера снова полетели камни, бедолага как мог укорачивался от них, но от разъяренной толпы его ничто не спасало. Во дворе дома деревенского старосты стоял невероятный шум, мои просьбы одуматься и отпустить невиновного тонули в общем гвалте. Однако стоило рыжебородому человеку поднять руки, как большинство бонемцев угомонилось. Крики смолкли, последние камни опустились на землю.
— Все, прекращаем этот балаган! Пора заканчивать со всем этим, полдень уже давным-давно пробил. Я считаю, что юноша и так достаточно пострадал, он ощутил на себе всю тяжесть своего поступка. Никто не хочет сжалиться и отпустить молодого человека?
— Вздернуть убийцу!
— Он нашего Тома прикончил, а ты его отпускать собрался?!
— В поля его!
— Спокойнее, господа, я прекрасно вас слышу, не поднимайте шум снова. Если никто не желает проявлять милосердия — что же, доведем дело до конца. Пошли в поле, а потом возвращаемся к работам, сегодня, в конце концов, не выходной и не праздник.