Там холл… Как тебе объяснить? Входишь в дом, поднимаешь голову и видишь, что потолок – метров десять, прозрачный, как хрустальный купол, сквозь который льется солнечный свет! И все вокруг сверкает от солнца, и мраморная лестница, и пол, выложенный большими плитками черно-белого цвета, как шахматная доска. Кругом чистота, стоят какие-то немыслимой красоты вазы, полные роз и лилий, от которых одуряющий аромат… Направо – кухня, белая, с большим окном и белыми занавесками… Ох, Тома, что я тебе рассказываю обо всей этой красоте?! Тем более что не так уж и долго я всему этому радовалась.
– Почему?
– Вот представь себе. Егор берет меня за руку и приводит в спальню. А там… Над кроватью – портрет.
– Он был женат?
– Это мой портрет, Тамара. Понимаешь, мой!
7. Лариса. Январь 2015 г.
Сама не знаю, как мне удалось уговорить Томочку продолжить свой рассказ. Я поднялась за ней, вошла в комнату и увидела, как она сидит, вся заплаканная, несчастная, и мне стало не по себе. Что я наделала? Почему хохотала, как ненормальная? Хотя, почему «как»? Вероятно, я и есть ненормальная. Иначе ничего бы этого не произошло. Во-первых, я не поехала бы в Саратов за теткой. Во-вторых, не стала бы искать в толпе опасных, априори, людей, человека, которого впустила бы в свой дом или даже в свою жизнь. То, что происходило сейчас со мной, с Тамарой, было следствием моего поступка, моего преступления, а потому я не имела права вот так грубо выражать свое недоверие моей гостье. Я же сама хотела, чтобы она рассказала мне, как оказалась в тюрьме и что с ней вообще произошло, как она дошла, что называется, до ручки. И почему я позволила себе вот так отнестись к ней? Почему начала издеваться над ее рассказом? Тома пыталась сказать что-то о рабстве, а это значит, что до самого главного она еще просто не успела добраться в своем рассказе. И кто у нас рабыня? Нина, ее объявившаяся неожиданно сестра? Или сама Тамара?
– Я дура. Прости меня. – Я присела на кровать рядом с Тамарочкой и поцеловала ее руку. Она даже отдернуть не успела.
– Ты чего? Того? – Она покрутила пальцем у своего виска.
– А ты еще не поняла? У меня была истерика. Сама не знаю, что на меня нашло. Может, это какая-то защитная реакция на сомнительные или кажущиеся неправдоподобными истории?
– Откуда ты можешь знать, что правдоподобно, а что – нет? Я не знаю, что произошло в твоей жизни но, думаю, тоже что-нибудь из ряда вон выходящее. Да взять хотя бы то, как мы с тобой познакомились и как продолжилось наше знакомство. Думаю, что, если бы я начала рассказывать кому-нибудь о том, как ты пригласила меня, «зэчку», к себе домой, в эту квартиру, мне бы, думаешь, кто-нибудь поверил?
– Да, ты права. Я сама бы первая и не поверила. Однако я надеюсь, что ты никому ничего не расскажешь.
– Не расскажу.
– Тамара, прошу тебя, что было дальше?
И она, поудобнее устроившись на подушках, вернулась мыслями в июль 2013 года (как раз тогда домой вернулась пропащая во всех отношениях Нина) и рассказала мне о знакомстве Нины с красавцем Егором и о том, как она впервые переступила порог его «солнечного» дома.
– Постой… – перебила я ее. – Как это – ее портрет в спальне? Он что, успел ее сфотографировать?
– Нет-нет, все не то… Это был портрет Нины, написанный маслом. Настоящий, очень талантливо написанный портрет. Во весь рост. Нина там изображена в зеленом платье, с распущенными волосами. Ей очень идет зеленый цвет…
– Я бы сказала, что чувствую интригу… Портрет. И как он объяснил, откуда у него этот портрет?
– Он сказал, что, начиная с этой минуты, Нина становится Ритой. Маргаритой Туровой.
– Почему? Кто такая Маргарита Турова?
– А это как раз та самая женщина, чей портрет Нина и увидела в спальне! Просто как две капли воды!
– Нет…
– Да, Лариса. Моя сестра Нина оказалась в доме Егора Турова исключительно по причине своей внешней схожести с его женой – Маргаритой Туровой.
– А где же сама Маргарита?
– Нина предполагала, что ее нет в живых. Что, возможно, вспыльчивый Егор в один прекрасный день ее просто-напросто убил. И чтобы скрыть это преступление – ведь в доме подрастал годовалый малыш Андрейка Туров, и исчезновение жены было бы трудно объяснить, – Егор и поселил туда Нину.
– И как же он привязал ее к дому, к себе, к ребенку?
– Запер ее в доме. Вот и все.
– Но это невозможно! Это статья. Похищение… Она же не была заперта в самом доме, она наверняка могла выйти в сад, а оттуда уже сбежать, найти способ передать, вернее, бросить записку за забор… Да мало ли способов! Или ей угрожали?