Кирилл наконец-то получил от Мефодия исходные отчеты Фэ, Эсперанцы и Амора и пожалел, прежде всего себя.
Он открыл документ Фэ и сразу же споткнулся о плотный забор букв. Именно забор, за которым скрывалось то, что испытывает надежда в условиях цивилизации. Набор букв на первый взгляд, и на второй Кириллу стоило большого труда найти там логику, если этот термин может относиться к Надежде. Будто материя в черной дыре, которая имеет сумасшедшую плотность. Будто слова набивались в текст ногами, оттого деформировались сами и покорежили смысл. Безумия в словах было чересчур. Много ошибок, опечаток, сплошные отпечатки потока мыслей. Иногда казалось, что текст отжали, выдавив гласные, что Эсперанца просто торопится, поэтому сознательно пропускает гласные, в принципе текст можно понимать и без. «В прнцп ткст мжн пнмть бз нх» — тут же доказал на примере внутренний голос. Внутренний мог говорить без гласных, но как быть с внешним, когда хочется кричать. Отжать, осушить, превратить в брикет и спрятать в себе этот клубок высушенных эмоций, этот гербарий чувств. Сбивчивый текст говорил о метаниях, то уверенный, то с сомнительной дрожью в голосе. Надежда то душисто пахла верой, то воняла разочарованием.