— Красиво, — вдруг возникла в мыслях Мифы Матильда с коромыслом. Она останавливается перед Мефодием. Студеная вода обжигает горло. Он жадно пьет ее до самого дна. Поднимает, с чувством исполненного подвига, глаза на Матильду. Та улыбается. Мифа хочет что-то сказать, но вместо слов из него вырывается воздух. Огромная громкая отрыжка ломает все представление… о прекрасном. Глаза ищут поддержки, перед глазами только А4. Ворд приводит Мефодия обратно к делам:
— Вот тебя позабавит: левое полушарие возобновляет полеты на Луну.
— Трам-пам-пам. Возобновляет? Они что, там уже были? — сделал глоток Кирилл и закрыл с удовольствием глаза.
— Нет, надо было как-то людей отвлечь от Вьетнама, киношку сняли, сами поверили в нее, потом заставили поверить весь мир.
— Если бы не Голливуд, я бы тоже поверил. Хотя и они выросли. Теперь по их сценариям развивается мир. Если это можно назвать миром. Правое же отвечает за фантазии… впрочем за иллюзии тоже, — добавил еще глоток Кирилл, не открывая глаз. — Поэтому постоянные ремейки, повторы, штампы. Что в политике, что в искусстве.
— Мне кажется, левое тоже научилось фантазировать, логически. Вот что значит сила воли. Оно присваивает себе все победы, чтобы поддерживать рейтинг. Ну, к примеру, напеваешь себе под нос чей-то мотивчик: «трампампам, трампампам», за ночь он становится настолько родным, что утром он уже твой.
— Что-нибудь известно о нем? — открыл глаза Кирилл.
— Типичный пример президента, выращенного Эко, с побочкой на весь остальной мир. На эту тему даже вышел роман ОНО, где великолепная семерка сражается с чудовищем, убивающим будущее. Большая семерка против чудовища. Ну ты понимаешь.
— Новая жертва большой аферы, — усмехнулся Кирилл. — Большая политика — это машина, которая выдумывает все новые и новые способы обогащения своего плутония. Новый вид мошенничества — теперь серые кардиналы берут бизнесменов, потом обсасывают как липку и трам-пам-пам.
— Левое полушарие в своем репертуаре, — согласился Мефодий.
— В то время как в правом действуют по старинке: берут страну, обсасывают, обещая путевую жизнь. А по факту страна бессребреников.
— И не говори. Драматический театр, — закивал головой Мефодий, будто сам оказался на сцене после спектакля.
— Находят крайнего, а под шумок свою монетку чеканят. Всякий пытается добыть свой биткоин. Озолотиться. А у серебра бит не тот, кого волнует, что звук у него чистый. Им не нужна чистота. В мутной воде легче промышлять, как рыбак тебе говорю, — как в воду, глядел в чашку Кирилл.
Кирилл вышел на террасу и посмотрел в него. Космос поскрипывал вакуумом. Звезды покачивались, мерцая. Восемь безжизненных пустых кораблей крутились вокруг Солнца, словно преданные псы. Только один из них с экипажем. Человечество обдало Кирилла на новом витке радостным гулом. Это был любимый аттракцион людей. Он крутился со скоростью 30 км в секунду в старом космическом парке. Пошарпанные и б\у корабли проплывали рядом, смущаясь облупившейся краской. Космопарк работал круглосуточно. Планеты давно требовали ремонта, особенно Земля, но пока она крутилась еще, из нее выжимали по полной программе. Программа эта тоже давно устарела, однако заменить ее сейчас не было никаких средств, поскольку посредственности — они давно уже их распределили и перераспределили на многие поколения своих. Кирилл понимал это, но сначала хотел, только сделать ничего не мог, теперь мог, но уже не хотел. Не хотел, потому как все желания были уже исполнены.