Девушка по имени Судьба

Гуиллермо Гланк, Хуан Марин и Мария Виктория Менис Девушка по имени Судьба

ЧАСТЬ I

Глава 1

Дон Мануэль Оласабль не часто позволял себе расчувствоваться. За его плечами стояла суровая жизненная школа. Начинал он простым погонщиком скота, стал коммерсантом, богатым и почтенным человеком и за это уважал себя и те твердые жизненные правила, которых всегда придерживался и которые привели его к успеху. Свой семейный корабль он вел твердой и уверенной рукой, и женщины его дома были счастливы.

Сейчас, при воспоминании о прожитом, темные глаза дона Мануэля увлажнились. Он смотрел на дорогие могилы Амалии и Хуана и, надолго прощаясь с ними, мысленно говорил:

«Я выполнил обещанное. Выполнил с любовью. Мария — моя старшая и любимая дочь. Она выросла, стала красавицей. С Викторией они неразлучны. Теперь пришло время позаботиться об их дальнейшей судьбе…»

…Когда-то юный Хуан вместе с женой Амалией, такой же юной, как и он, спасая свою любовь от родительского гнева, сел на корабль в Испании и отплыл в Аргентину. Это было начало XIX века, который сулил всем богатство и успех. Молодые люди готовы были своими руками наживать богатство в стране, где свободной земли было в изобилии. Свободной? На этой земле жили индейцы, земля принадлежала индейцам. Одни индейцы согласны были потесниться, освободив место для очень странных белокожих людей, обладающих многими умениями, недоступными им. Белокожих, опасных в гневе, владеющих молнией, умеющей убивать. Другие индейцы готовы были сражаться до последней капли крови, лишь бы не пустить к себе чужаков. Они чувствовали, что лучше померяться силами немедленно, чем ждать, пока белая чума распространится повсюду и погубит индейские племена.

Земля, на которой собирались построить свой счастливый дом юные супруги испанцы, не была мирной. Каждый шаг по ней грозил взрывом ненависти, фонтаном крови, взметнувшимся пожаром. Но Хуан и Амалия не задумывались об этом, они чувствовали себя словно в первозданном раю. У них родилась дочь, у них были верные и надежные друзья Мануэль и Энкарнасьон Оласабль, они были счастливы. Счастливы до того дня, когда вспыхнула война. Воинственные индейцы взяли верх над мирными и ринулись в атаку. Нет благороднее и достойнее людей, чем индейцы в мирное время. Нет страшнее и свирепее воинов, чем индейцы, когда они вышли на тропу войны. Они смели со своей земли пришельцев, и первой попала под их беспощадные мачете Амалия. Обезумевший Хуан попробовал отомстить врагам, и погиб за ней следом. Маленькую Марию забрал к себе Мануэль, поклявшись, что Мария будет им с женой второй дочерью, и выполнил свою клятву.

Войска бледнолицых жестоко расправились с восставшими индейцами и отогнали их в глубь страны. В разных концах ее были построены военные форты — два-три домика, огороженные высоким деревянным забором, где постоянно находился отряд солдат в полной боевой готовности. Солдаты бдительно и зорко охраняли вверенные им земли. Напуганные индейцы надолго присмирели. За кровавой вспышкой последовали долгие годы мира. Нанесенные войной раны мало-помалу затянулись, люди привыкли к скромным радостям мирной жизни.

Семья Оласабль жила в своем поместье. Муж и жена трудились не покладая рук и не могли нарадоваться на двух своих подраставших дочек.

Белокурая, благоразумная, кроткая Мария и подвижная как ртуть смуглая Виктория были такими разными и были так привязаны друг к другу! Мария охотно помогала матери на кухне и в работах по дому, шила, вязала, вышивала. Со своими светлыми волосами, большими карими глазами и розовыми щечками она была очень похожа на милую славную куклу, а ее послушание и доброжелательная улыбка, которая всегда светилась у нее на лице, только увеличивали это сходство. Зато Виктория вечно куда-то спешила и мчалась, опрокидывая на ходу стулья, сметая вязаные салфеточки с этажерок. Заставить Викторию вязать и шить? Да никогда! Донья Энкарнасьон жаловалась на Викторию отцу, тот принимался журить дочь.

— Но что я могу поделать, папа?! — с искренним недоумением восклицала Виктория. — Если мне это неинтересно? Понимаешь, ну совершенно неинтересно! Да я же умру, если буду сидеть и тыкать иголкой!

— Да, сидеть ты можешь только в седле! — сердился отец и невольно любовался горящей негодованием дочерью — она была такой хорошенькой со своими развевающимися пышными волосами, точь-в-точь норовистая породистая лошадка.

— Конечно! Потому что я люблю лошадей, они мои друзья, они все понимают. Да ты и сам их любишь, папочка! — Виктория повисала у отца на шее, чувствуя, что прощена.

— Люблю, люблю, — отвечал дон Мануэль, поглаживая пышную гриву волос Виктории.

Если бы не ангельское терпение донны Энкарнасьон, Виктория так бы и выросла белоручкой!