Девушка по соседству

Я дома, смотрю телевизор, на экране боксерский матч, и Шугар Рэй Робинсон[25] дерется с каким-то белым громилой, неуклюжим и безликим, и отец, сидя рядом со мной, похрапывает в своем кресле, а я сижу на диване, в доме полная темнота, не считая света от экрана телевизора, и я устал, невероятно устал, и тут вдруг все меняется, и я внезапно оказываюсь в зале, в шаге от ринга, и люди вокруг меня ликуют, и Шугар Рэй в своем классическом стиле, слегка раскачиваясь и двигаясь как танк, наступает на противника. Захватывающее зрелище.

Я болею за Шугар Рэя и поворачиваюсь к отцу, чтобы посмотреть, разделяет ли он мое ликование, но он спит мертвецким сном в кресле рядом со мной и медленно сползает на пол. «Проснись», – говорит мама, толкая его. Похоже, она тоже была рядом все это время, но я ее не замечал. «Проснись», – говорит она.

Но он не просыпается. Я снова смотрю на ринг, но теперь там вместо Шугар Рэя – Мег. Такая, как я ее увидел впервые у ручья, в шортах и выцветшей блузке без рукавов, ее рыжий «конский хвостик» раскачивается из стороны в сторону словно язычок пламени, и она наступает на противника, осыпая его ударами. И я вскакиваю на ноги с криком:

– Мег! Мег! Мег!

Я проснулся с плачем. Подушка промокла от слез.

Я был сбит с толку. Почему я расплакался? Ведь я же ничего не чувствовал.

Я побрел в спальню родителей.

Теперь они спали на отдельных кроватях. Уже не первый год. Отец храпел, как и в моем сне. Мама спала, не издавая ни звука.

Я подошел к ее кровати и стоял, глядя на нее, на эту щуплую темноволосую женщину, которая сейчас казалось моложе, чем когда-либо на моей памяти.

Комната пропахла их сном – затхлым запахом несвежего дыхания.

Мне захотелось разбудить ее. Рассказать ей все. Все.

Она была единственным человеком, кому я мог бы рассказать.

– Мам, – сказал я. Но произнес это слово очень тихо, словно какая-то часть моего существа была слишком напугана или не хотела ее тревожить. Слезы катились по моим щекам. Из носа текло. Я шмыгнул носом. Этот звук был громче звука моего голоса.

– Мам?

Она заворочалась и тихонько застонала.

Мне нужно попробовать еще один – последний – раз, подумал я, чтобы разбудить ее.

И потом представил Мег, одну в темноте, царящей в подвальном убежище. Страдающую от боли.

И я вспомнил свой сон.

И оцепенел.

У меня перехватило дыхание. Я ощутил внезапный приступ ошеломляющего, накатывающего волной ужаса.

Комната окрасилась черным. Я чувствовал, что вот-вот взорвусь.

Я осознал свою роль во всем этом.

Свое безрадостное грязное предательство.

Свое зло.

К горлу подступали рыдания, невольные и безудержные, как крик. Мне казалось, что я кричу. Я зажал рот ладонью и выбежал вон, упав на пол и обхватив колени руками, в коридоре, рядом с дверью родительской спальни. Так я сидел, дрожа всем телом, и рыдал. Я не мог сдержать слез.

* * *

Я просидел там очень долго.

Родители не проснулись.

Когда я поднялся на ноги, было уже почти утро.

Я вошел в свою комнату. Сидя на кровати, я смотрел, как кромешная тьма ночи сменяется предрассветной синевой.

Мысли метались в голове, как воробьи, слетающие с карниза.

Я сидел, познав себя до самого кромешного дна, и тихо смотрел на рассвет.

Глава тридцать шестая

Хорошо было то, что по меньшей мере пока к ней не допускали чужих. Мне нужно было с ней поговорить. Нужно было убедить ее, что я все-таки помогу.

Я помогу ей сбежать, с Сьюзан или без. Сьюзан, насколько я понимал, не была в такой уж опасности. Ничего, кроме порки, с ней пока не случилось, во всяком случае, я ничего больше не видел. Но Мег угрожало гораздо больше. Она уже должна была это понять.

С ней оказалось и проще, и сложнее.

Сложнее потому, что теперь к Мег не пускали и меня.

– Мама никого не желает там видеть, – сказал Донни. Мы ехали на велосипедах к городскому бассейну, первый раз за несколько недель. Погода была жаркой, ни малейшего ветерка, и, проехав всего лишь три квартала, мы сильно вспотели.

– Почему? Я же ничего не делал. Меня-то за что?

Мы ехали под уклон, давая ногам передохнуть.

– Не в том дело. Ты знаешь, что отмочил Тони Морино?

– Что?

– Рассказал своей матери.

– Что?!

– Ну да. Говнюк мелкий. Его брат, Луи, с нами поделился. В смысле, Тони рассказал, но не все. Думаю, он и не мог ей всего рассказать. Но выложил достаточно. Рассказал ей, что мы держим Мег в подвале. Что Рут называет ее шлюхой, подстилкой и лупцует от души.

– Господи. И что она сказала?

Донни рассмеялся.

– Нам повезло, потому что Морино – строгие католики. Его мама сказала, что, наверное, Мег это заслужила, может, она распустилась и все такое прочее. А еще сказала, что у родителей есть на это право, а Рут теперь ее мать. И знаешь, что мы сделали?

– Что?