Девушка полночи

«Что такое сосуд Шиммельсбуха?» – спросила она.

«Не знаю, но ему было, по ходу, лет пятьсот, все это обсуждают. Не приезжай. Иди к ребенку, за грибами, как можно дальше отсюда. Я тут сдурею. Без ответа».

Море сегодня было спокойным. Только у волнореза взбивалась пена. Священник в задумчивости вглядывался в пейзаж. Он не услышал, когда к нему тихо, как кот, подошел викарий и встал рядом.

– Обед остывает, – объявил Гжегож Масальский.

Старонь повернулся к нему и указал на маяк, который был хорошо виден из-за насыпи.

– Я залезал туда в детстве. Мне казалось, что здесь заканчивается мир, – улыбнулся он. – А ты? Кем ты хотел стать?

– Танцором. – Масальский склонил голову.

– Правда?

– Мама записала меня на балет. Я ходил туда только несколько месяцев. Папа стеснялся этого.

– Ты хорошо сложен, как раз для танцев, – оценил Старонь. – Почему ты стал священником?

Масальский пожал плечами. Он молчал.

– Сначала мне хотелось спрятаться, – продолжал рассказ Мартин. – Я раньше постоянно искал свободы, а на самом деле я просто убегал. Все, у кого есть проблемы, стараются сбежать. А со страхом надо бороться, становиться с ним лицом к лицу. Каждый день. Бог дает силу, чтобы преодолеть любое препятствие.

– Я с вами ничего не боюсь, – заверил его Масальский.

Старонь засмеялся и подумал, что викарий – совсем еще дитя.

– Страх необходим. Это естественная защита. Благодаря этому наш вид выжил. Бог иногда хочет напугать людей. Таким образом он показывает им, что они поступают неправильно.

– Ваш обед остынет.

– Иди ешь, я еще здесь постою, – отослал его Старонь и опять погрузился в раздумья.

Он думал о прошлом. О том, кем бы мог стать, родись он в другом месте и в другой семье. Но Бог так решил. Хотел для него именно такой судьбы. Хороший ли он священник? Справляется ли со своими обязанностями? На самом ли деле такой фрик, каким слывет? В глубине души он чувствовал себя обычным парнем, который никогда не жил по-настоящему. Он всегда боялся. Потому стал тем, кем стал. Из страха. Такова была правда. Сначала он спрятался в монастыре, но монахом стать не смог. Пошел в семинарию. Ему нужно было находиться среди людей. Иногда он думал о детях. Интересно, смог ли бы он стать хорошим отцом? Теперь ему приходилось довольствоваться детьми духовными. Все те, кому он помогал, были его детьми. Чем более наглыми, непослушными, задиристыми, тем больше он их любил. Радовался, когда они возвращались на сторону света. Когда побеждали зло. Кто возвращает их к вере? Бог? Помогает ли им в этом церковь? Смог ли бы он без ее помощи повести духовных детей за руку, как когда-то Иисус заблудших овечек?

Он знал, что такие размышления – это ересь в чистом виде. Ему не с кем было поговорить на подобные темы. Он не мог никому признаться в том, что в последнее время его гложут сомнения. Он постоянно ощущал пустоту, которую нечем было заполнить, несмотря на то что очень старался жить согласно заповедям. Когда-то один старый монах-доминиканец, еще у брата Альберта, сказал ему, что человек без семьи – как дерево без корней, со временем засыхает. Сейчас он это понял. Ему бы очень хотелось положить голову на колени матери и выплакаться. С отцом они не общались уже несколько лет. Иногда Мартин видел его в костеле, но отец ни разу не подошел к нему. Мартин улыбался ему, а он лишь слегка кивал в ответ. Потом опять не появлялся несколько месяцев.

Его окружало множество людей, но все они были чужими. Он никому не позволял приблизиться к себе. Ни с одной женщиной, ни с одним мужчиной он уже никогда не будет близок. Возможно, это страх, а может быть, желание творить добро. Он считал себя Ионой, который приносит несчастье. Бог его так наказал. Он был проклят и не знал, как снять проклятие. Молясь, он каждый раз просил благословения, веры, чтобы не разочароваться, и все-таки верил все меньше. Все больше в нем было слабости, искушений. Он пока держался только благодаря принципам. Мартин уже с давних пор был лишь подставным лицом. Сегодня он поймал себя на том, что ему не хотелось выдавать заключенного, который пытается обмануть работников тюрьмы и изображает одержимость. Совсем наоборот, ему хотелось помочь ему. Потому что тот человек верил. В свободу, в собственные силы, в жизнь. Ксендз Старонь уже давно руководствовался только чувством долга, а не убеждениями. Каждое утро он вставал, приступал к своим обязанностям, брался за самую черную работу, только бы не оставить времени на раздумья. И ждал. Но чего?

Он посмотрел на солнце и прикинул, что уже около четырех часов. Начал спускаться в сторону костела.

Обед остыл. Не имеет значения. Голубцы с томатным соусом, картошка, апельсиновый сок. Тетя Люции постаралась. Он развернул капусту, вынул мясо и отложил на край тарелки. Картошку съел всю. Викарий заглянул, когда Мартин допивал сок:

– Приехали.

Священник с облегчением отодвинул тарелку и вытер салфеткой губы.

– Пусть войдет только девушка, – распорядился он, после чего вынул все деньги из шкатулки и подал свернутые банкноты викарию.