Буль ждал ее в их апартаментах на Выпочинковой в Гданьске. В Пасху во дворе становилось людно, как во время летних каникул. На протяжении почти всего года большинство квартир пустовало. С тех пор как они поселились там, Елена ни разу не видела соседей со второго этажа. Ей нравилась уединенность. Она не нуждалась в обществе. В течение ее сорокалетней жизни людей вокруг нее вращалось намного больше, чем хотелось бы.
Чемоданы уже были уложены в багажник. Муж сам предложил ей сходить в костел, если есть желание, и вовсе не удивился, когда она сказала, что поедет помолиться в храм Святого Георгия в Сопоте.
– Ничего не случится, если мы выедем на час позже, – пожал он плечами. – Мы ведь едем кататься на лыжах, а не в командировку.
Ей показалось подозрительным его смирение. Такого с ним прежде не бывало. И она знала свое место. Не спрашивать, не интересоваться. Любопытство – первая ступень в ад. Буль не был верующим, но понимал ее потребность в молитве. Сегодня Пасха, важный день для христианки. Благодаря возвращению к вере она перестала болеть. На протяжении долгих лет ее приступы называли болезнью. Павел не мог произнести слово «одержимость». Врачи прописывали лекарства, психотерапевты заставляли копаться в прошлом. Она равнодушно рассказывала о расстреле младших братьев и сестер хорватскими солдатами и групповом изнасиловании, после которого она хотела покончить с собой. Елена пришла в себя после огнестрельного ранения в ветеринарной клинике, в городке Овчара неподалеку от Вуковара. Пуля только поцарапала плечо, но оглушила ее. С тех пор она почти не слышала правым ухом. Операция прошла удачно. Она никому не призналась, что стреляла сама. Ветеринар, который ее выхаживал, отказался от предлагаемых денег.
В лечебнице жили еще шесть девушек ее возраста. Они боялись возвращаться в брошенные дома. Мужчины, которые могли бы их защитить, были на войне или уже убиты. Кроме ухода за скотиной и работы в поле, они ничего не умели. Во время войны коровы имели большую ценность, чем они сами. Отец Елены с ее старшим братом около двух лет назад ушли в горы, прихватив пистолет Макарова. Ходили слухи, что ни один из партизан не выжил. Солдаты приезжали в лечебницу по нескольку раз в неделю. Привозили водку, еду, иногда мыло и одежду с убитых и все это отдавали девушкам. Большинство из них быстро нашли себя в новой роли, добывая себе таким образом не только пропитание, но и чулки, а иногда даже флакон духов. Елена едва ходила после операции, но тем не менее вынуждена была начать выплачивать долг. Им говорили, что они должны благодарить Господа, что не попали в руки врага, а некоторые из них, несмотря на все пережитое, по-прежнему красивы. Благодаря молодым телам у них есть шанс выжить в этой войне. Елена быстро поняла, что все это сказки. Достаточно одного протеста, небольшой ошибки или прихоти кого-нибудь из военных, и любая из них закончит с пулей в голове или петлей на шее. В такие времена очень легко вывести человека из равновесия.
Елена сбежала при первой возможности. Капитан, чуть старше возрастом, вывез ее в Вуковар, где уже ждали двадцать отважных сербских воинов. Подходили по очереди. Около полуночи она потеряла сознание, но им это не помешало. Когда под утро они уснули от усталости и избытка водки, она украла несколько гранатометов и бутылку ракии. И заплатила ими за дорогу в Берлин. Добиралась неделю, главным образом по лесам. По дороге ее изнасиловали еще несколько раз. Она научилась не сопротивляться, благодаря этому меньше били. Соглашалась на все, лишь бы как можно скорее сбежать с так называемой отчизны. Уже тогда она поняла, что, кроме собственного тела, у нее нет ничего ценного.
Когда ее высадили в предместьях города, она уже ничего не чувствовала. Неделю бродяжничала, копаясь в мусорных баках и ночуя под лестницами. У нее не было документов, языка она не знала, но была рада тому, что не слышит обстрелов и звуков разрывающихся бомб. Если и умрет, то, по крайней мере, в тишине. Ей помогли женщины с улицы. Объяснили, каковы ставки, научили завлекать клиентов жестами, без слов. Ей было двадцать лет. Через несколько месяцев Елена уже была профессионалом. Многие клиенты считали ее немой. То, что она не слышала правым ухом, очень помогало. К сожалению, она все больше понимала по-немецки.