— Конечно, нет! На твоем месте я обязательно заподозрил бы что-то неладное и недоброе. — Тут он на секунду остановился, подбирая нужные слова. Говорил по-русски превосходно, так же, как и его сын Тимур Османов. — И даже больше — без разговоров положил бы всех нас из этой дуры, что у тебя в натруженных руках. Слушай свое сердце, Сергей. Больше никаких извинений ты от меня не услышишь.
— В чем тогда проблема? — сказал бодро Сергей, опустив «калашник». — Я тебе верю.
— Не стоит уж настолько слушать свое сердце, Сергей, — посоветовала я ему, все еще держа «макаров» наготове и не сводя с местной футбольной команды глаз.
Ответ его был короток:
— Двум смертям не бывать, одной не миновать!
Старейшина без посторонней помощи, собственноручно проследовал навстречу Баранову. Инвалидное кресло было устаревшей модели, как говорится, на ручном приводе мощностью в одну человеческую силу. Встретившись где-то в середине между мной и сбежавшими из больницы недоумками, скрепили свой новоявленный миру союз рукопожатием, крепким, как неразбавленный спирт.
Баранов не стал до конца все рассказывать старику, лишь в общих чертах обрисовал сложившуюся ситуацию и попросил, чтобы ему помогли доставить одного человека на квартиру в целости и сохранности. Вчера Сергей связался с ним и договорился о встрече.
Баранов и Османов-старший понимали друг друга с полуслова. Складывалось впечатление, что не было ни позавчерашнего ночного происшествия, едва не стоившего Сергею жизни, ни многолетней вражды и несовместимости двух различных миров.
В офис Баранова мы еще каким-то чудом проникли, теперь нужно было подумать, как выбраться отсюда. Наверняка по периметру, если можно так сказать, уже все оцеплено.
— Сергей, обозначим главную проблему, — обратилась я к своему работодателю. — Даю голову на отсечение — снайперы уже контролируют все входы и выходы. Поверь моему слову.
На противоположной стороне красовался шестнадцатиэтажный дом новой современной планировки. Хотя, по правде говоря, это больше напоминало какую-то абстракцию. В шестнадцать этажей была только первая коробка с треугольной крышей, а внизу, на первом этаже, разместился дорогой продуктовый магазин. Тонированные витрины, двери автоматические на датчиках движения. К этому главному великану примостились, а точнее сказать, привалились коробки ростом поменьше. Они явно проигрывали в споре со старшим братом. Это были стандартные пятиэтажные, семиэтажные, девятиэтажные дома. Для самых обеспеченных предлагались двухуровневые квартиры с просторными верандами, на которых с легкостью можно играть в баскетбол, футбол и другие подвижные игры. Парадный вход компании и чудо современной архитектуры разделяла оживленная трехполосная автодорога.
— Ты мой телохранитель, вот и придумай что-нибудь, — попросил Сергей.
Один из близнецов, как я их называла, все время поправлял нахлобученную на сломанный нос повязку. Ему не давал покоя личный изуродованный анфас. Извини, братишка, ничего личного. Ты даже не подозреваешь, как я благодарна тебе за подсказанную невзначай идею.
Я попросила секретаршу Баранова Лену принести мне аптечку, а еще одолжила у нее косметичку. Моя лежала в кобуре и для моего замысла не годилась. Вообще-то, если посильнее размахнуться, то… Прошу прощения, я отвлеклась.
Подошла к этому охраннику старика, бедняга все время подозрительно косился на меня, и опять же попросила, но, судя по выбранному тону, это больше смахивало на приказ:
— Твое обмундирование нам придется конфисковать, раздевайся, — и добавила с улыбкой: — Пожалуйста.
Старик недружелюбно взглянул в мою сторону и сказал:
— Баба должна знать свое место. Вы, русские, слишком близко к сердцу приняли идеалы демократии. Вседозволенность вас погубит.
Потом развернул коляску к окну, но полюбоваться июльским небом ему не удалось, жалюзи были опущены, и он с досадой дернул головой, что-то недовольно бормотнув себе под нос.
Трюк с переодеванием удался, конспирация сработала. Жаль только, что «Оскара» в номинации «лучший грим» мне не получить.
Отъехали подальше от здания компании, долго петляли по улицам города, по темным переулкам и дворам, запутывая следы. Наконец остановились, и Сергей перелез ко мне на заднее сиденье «Тойоты» из микроавтобуса, с этими нарисованными синяками и кровоподтеками, замотанный бинтами и оклеенный пластырем. Вид у него был до того жалкий, что любой, увидев его, прослезился бы на месте. Мне захотелось его пожалеть, прижать к груди — неужели все это сделала я?
— Прости, Сережа. Наверное, переусердствовала. В следующий раз буду поаккуратнее, — сказала я и рассмеялась.
Водитель и Лысый — он действительно носил такую кличку, догадаться было элементарно — давились от смеха.
— Ха-ха-ха, как смешно, — злился Сергей. Вернее, делал вид, что злился; содрал с себя бинты, лейкопластырь, что было весьма болезненно, а потом хохотал вместе с нами.
Мы мчались по Большой Казачьей, свернули на Астраханскую и, еще немного проехав по Вольской и миновав арку, очутились во дворе старого шестиэтажного дома.