Девушка с черным котом

— Ой, сегодня я не смогу, Таенн. Сегодня… — Айрин смущенно отвела глаза. — Не получится сегодня. У меня дела.

Сегодня она опять направлялась к монаху, но ставить об этом в известность Таенна ей не хотелось. Он бы, наверное, это не одобрил. Или, что еще хуже, раскритиковал бы ее задумку в пух и прах, а это было бы особенно обидно. Вот только критики ей сейчас не хватало. И напоминаний о том, что тело мертво, и что она обречена.

Я не обречена — вот что решила про себя Айрин. И даже записала той памятной ночью свои решения на бумажке, чтобы не забыть. И повесила бумажку на стену рядом с кроватью.

Я не обречена.

Я не сдамся.

Я хочу найти выход.

Я верну себе своё тело.

Я вернусь к своим спящим.

Я буду помнить слова Феликса и пророчество лабиринта.

Наверное, такой решимости мог бы позавидовать любой, потому что решимость эта была лишена всяческой логики, и основывалась лишь на намеках и домыслах.

…Она теперь говорила со спящими. Говорила каждую ночь, когда они появлялись. Иногда их не было очень долго, но Айрин не ложилась спать, она терпеливо ждала — лишь для того, чтобы провести с каждым минут по десять.

— Пожалуйста, помоги мне, — шептала она. — Помоги мне вернуться обратно. Я не знаю точно, что я должна сделать сама, но я буду стараться. И понять, и сделать… только ты не бросай меня. Если ты спишь для меня, значит, между нами есть какая-то связь, значит, я тоже что-то для тебя значу. Помоги мне, слышишь? Я всё сделаю, всё. Всё, что сумею. Я почти ничего не помню, только обрывки, но еще я помню тепло, которого здесь и сейчас со мной нет. Я помню вкус, помню ощущения, помню снег, и почему-то помню, что даже под этим снегом мне было теплее, чем сейчас под южным солнцем. Это ужасно глупо звучит, но, тем не менее, это так. В моей душе теперь появилось какое-то огромное и пустое пространство, которое невозможно заполнить ничем, и которое, я знаю, заполнить бесконечно важно. Помоги мне. Помоги мне вернуться…

Ее монологи мог слышать разве что Шилд, но коту, по всей видимости, было всё равно. Как только оба спящих выздоровели — по крайней мере, срочная помощь им теперь точно не была нужна — кот стал заходить в комнаты исключительно тогда, когда сам считал это необходимым. Почему-то он стал чаще посещать черноволосого спящего, и почти не интересовался рыжеволосым — это показалось Айрин странным, но вскоре она заметила, что у черноволосого стали появляться новые синяки и ссадины, и поняла, что там, где они находятся сейчас, всё далеко не так гладко, как ей бы хотелось. Один раз оба спящих и вовсе появились избитыми — только в этот раз Айрин не стала звать Таенна, да и вообще никого не стала звать, лишь попросила Полосатого прислать примочки, и несколько дней провела дома: следила. Впрочем, уже через совсем небольшое время всё наладилось и пришло в норму, а вскоре оба спящих так и вовсе стали выглядеть с каждым днем лучше и лучше. Судя по загару, они находились где-то на юге, в тепле — и это удивляло Айрин, потому что расходилось с теми обрывочными воспоминаниями, которые у нее остались. Какой загар? Там, где была она (а значит, и они) никакого солнца не было, там зима, снег, ведь снег она помнила; тогда откуда загар? Да и вообще спящие начали выглядеть ухоженно, гораздо лучше, чем в момент появления. Пропала бледность, волосы больше не выглядели спутанными и растрепанными, да и спать они оба начали гораздо лучше, чем раньше.

— Значит, у вас всё хорошо, — говорила себе Айрин. — Если у вас хорошо, то и у меня хорошо.

Нет-нет, но Айрин начинала размышлять над словами Феликса и монаха. Больше всего ее удивляло то, что к монаху ее послал именно Феликс. Зачем? Ведь их слова диаметрально расходятся!

Монах призывал действовать со спящими. Внушать им мысли — во сне. Требовать, просить, настаивать — на том, чтобы они взялись за ум, и попробовали вытащить внушающего обратно. По словам монаха выходило, что все средства хороши, в том числе и шантаж, и угрозы. И даже — Айрин этому безмерно удивилась — физическое насилие. Монах писал, что, чтобы пробиться в мысли к спящему, можно действовать как угодно. По-настоящему навредить всё равно не получится, но спящий (в этом монах был почему-то уверен) будет чаще, чем обычно, видеть кошмары и вещие сны, и это, возможно, сподвигнет его к более решительным поступкам.

Страшная схема, думала про себя Айрин. Немудрено, что для этого монаха никто не захотел спать — с такими-то мыслями. Но — рациональное зерно в словах монаха всё-таки было. Только зачем же кошмары? Вполне достаточно и обычных снов, наверное.

Интересным в словах монаха для Айрин стало еще и то, что, оказывается, можно подсылать в сон животных. Он всё сокрушался, что волка ему подослать некому, а ведь волк мог бы ох как помочь! Мог бы, например, отнести записку. Или напугать.

Пугать Айрин никого не хотела. А вот на счет записки серьезно задумалась…