До парашютной скалы они шли больше часа. Плато оказалось вовсе не таким ровным, как думала Айрин, поэтому дорогу приходилось выбирать. Шилд шел впереди, не торопясь, и то и дело оглядываясь — путь он выбирал безошибочно, и уже через двадцать минут дороги девушка поняла, что без кота она бы вряд ли сумела выбрать дорогу настолько удачно. Симпатичные зеленые полянки оказывались воронками, щели, которые издали казались узкими, вблизи превращались в трехметровой ширины непреодолимые преграды, небольшие ямки оказывались на поверку теми самыми просевшими потолками пещер — когда Айрин забавы ради бросила в одну такую ямку камень, он провалился в неприметную вроде бы дыру, а следом за ним посыпались в эту же дыру и другие камни, и вскоре раздался мощный гул — потолок пещеры просел на несколько метров, вместо ямки перед ней находилась теперь глубокая воронка. Девушка содрогнулась, осознав, где рисковала оказаться она сама.
Шилд шел вперед, обходя препятствия, и вскоре Айрин втянулась в ритм этой неспешной, пусть и опасной, прогулки, и принялась осматриваться вокруг и размышлять.
Не смотря на сложную дорогу, тут, на плато, было красиво. Казалось, даже само небо изменило цвет, и обрело какую-то небывалую прозрачность и высоту. Цвета казались насыщеннее, чем внизу — ярко-зеленая трава, изумрудные деревья вдалеке, разноцветные камни; сине-голубая вода в ручейках, играющая солнечными искрами, белоснежные птицы, пролетевшие над ее головой, крошечные горные цветы — синие, желтые, алые, фиолетовые… Да и воздух тут, в горах, показался девушке особенным. Он словно бы обрел вкус свежего ветра, и какой-то невообразимый объем — некоторое время ей чудилось, что она не идет через океан этого волшебного воздуха, а плывет в нем, парит… Так вот почему они ходят в горы, поняла Айрин. Они, наверное, тоже ощущают это волшебство — и раз за разом приходят сюда, за ним. И музыка, которую играют Скалолазы — она ведь тоже исходит отсюда. Значит, они приходят за своей музыкой? Или за этим волшебным светом? Удивительно, просто удивительно… Почему ей не пришла в голову мысль сходить в горы раньше? Надо будет обязательно вернуться, думала девушка, пусть это и трудно, и тяжело. Я вернусь, я приду сюда снова.
…Парашютная скала возвышалась над стеной плато; забираться на нее сейчас не было никакой необходимости, но Айрин решила всё-таки залезть — нужно ведь посмотреть, откуда придется прыгать. Вид, представший перед ней, завораживал — сейчас девушка видела, насколько хватало глаз, Берег. И узкую ленту домов, с такой высоты почти неразличимых, и тающее в солнечной дымке спокойной бескрайнее море, и зелень лесов у подножья гор. Бескрайняя панорама расстилалась перед ее взором, и Айрин каким-то внутренним зрением словно бы увидела то, о чем ей говорили многие — и Таенн, и Маршал, и Скалолазы. Она ощутила бесконечность Берега, и несколько минут стояла на краю скалы не в силах ни избавиться от этого ощущения, ни уйти. Стояние это прервал Шилд: кот походил вокруг, потом решительно подошел к хозяйке и весьма ощутимо хлопнул ее лапой по ноге.
— Что? — рассеянно спросила Айрин, опуская глаза. — Ой, прости. Идем, идем, ты прав…
Она ожидала страха высоты, и до этого момента не допускала даже мысли о том, что прыжок, который ей предстоит совершить, может доставить ей хоть какое-то удовольствие, но сейчас страх исчез совершенно, и девушка поняла — с прыжком никаких проблем не возникнет. Это придало ей бодрости. Айрин спустилась со скалы, и пошла следом за Шилдом дальше, по краю плато.
Дорога всё тянулась и тянулась, уводя девушку с котом от скалы дальше и дальше. Айрин шла и думала — о вещах, с ее походом вроде бы не связанных.
Феликс и монах.
Очень странно получается. Зачем, спрашивается, Феликс послал ее к монаху? Ведь тот говорит ей вещи, прямо противоположные тем, которые говорит сам Феликс.
Феликс призывал «не прикасаться к воде руками», искать некую точку приложения сил, способную перевернуть если не весь мир, то почти весь.
Монах давал совет действовать прямо противоположно — он постоянно писал о воздействии на самих спящих, о том, что надо просить их, требовать, и даже стараться сделать им едва ли не больно физически. Конечно, на такое Айрин никогда бы не пошла, да и вообще, советы монаха, которые она в изобилии получала в обмен на пирожки, вгоняли ее в ступор.
Поливать холодной водой.
Колоть иголками.
Делать надрезы на руках и ногах ножом.
Прикладывать раскаленные угли.
Требовать, требовать, требовать, требовать…
Каждый раз, отправляясь на очередную встречу с монахом, Айрин говорила себе, что это — в последний раз. Что она больше не хочет его видеть, не хочет читать эти страшные и жестокие советы на серой пыли дороги.
Но в то же время…