На той же вечеринке я столкнулась со своим бывшим. Когда бы я ни слышала слово “отношения”, я всегда думаю о нем. Мы были вместе год и большую часть того года провели в обществе друг друга. Пробежки по утрам, завтраки, проверка почты перед работой и университетом. Его рабочий день в галерее начинался в десять тридцать, а моя первая лекция – в одиннадцать. Этих тридцати минут мне хватало, чтобы добраться от его дома до университета. Мы были близки, но разные уровень знаний и круги общения стали причиной множества ссор и недопонимания. Мы продолжали совместную жизнь, пока он не понял, что мы слишком далеки друг от друга, и через год все закончилось. Мне было двадцать, ему – тридцать.
Расставшись, мы соблюдали радиомолчание. Но сейчас, когда у меня рак, я надеялась хоть на какие-то признаки жизни – открытку или даже эсэмэску. Я хочу сказать ему, что я в порядке, все еще ем, смеюсь и катаюсь на велосипеде по городу, когда позволяет погода. Что я живу как более-менее обычный человек. И что я снова хожу на свидания.
“Вообще-то твои волосы очень похожи на… парик”, – говорит Хильдус, пока мы поднимаемся по лестнице в его квартиру. Из уст того, кто ничего не знает о моей болезни, это звучит довольно мерзко. Мои глаза наполняются слезами. Я быстро промокаю их и проглатываю комок, подступивший к горлу.
Парик. Итак, Хильдус думает, что мой новый образ действительно искусственный.
Я минимум три дня убила на то, чтобы уложить парик для свидания. Думаю, я перестаралась.
Я пытаюсь скрыть неловкость застенчивым смешком. В еще большем ужасе от своих фальшивых волос я нервно извиваюсь на диване Хильдуса. Он серфер, ведущий шоу и писатель. Куча всего, что звучит впечатляюще. Я приехала, готовая впасть в экстаз до такой степени, что закрепила Блонди с помощью дополнительной ленты. Чтобы вообще не переживать о том, что могу потерять волосы. Но я на самом деле беспокоюсь, что воск, который должен придавать волосам естественный вид, через какое-то время теряет это свое качество. Интересно, как можно ходить на свидания, когда, очевидно, никому не понравится встречаться с раковой девушкой.
– Хочешь вина?
– Нет, спасибо. У тебя есть томатный сок?
– Ой, уф, да. Есть, наверное, – он смотрит на меня удивленно.
Хильдус любит растения. Его гостиная напоминает джунгли. Каждый раз, когда я поворачиваю голову, в мое лицо тычутся листья. Я ужасно боюсь того, что Блонди зацепится за ветку, и сбегаю на кухню, где Хильдус подходит ко мне вплотную и обнимает меня за талию.
– Давай сначала поедим, – слышу я свое бормотание.
Он достает из упаковки две вегетарианские сосиски, попутно объясняя мне всю прелесть натуральной органической еды. “Ты в курсе, сколько дерьма запихиваешь в свое тело? А как мы поступаем с животными?” Я притворяюсь, что читаю список ингредиентов на упаковке сосисок, лишь бы не смотреть на Хильдуса. Он не знает и половины того, о чем я в курсе.
Я сажусь на диван в гостиной. Хильдус выходит из кухни с двумя тарелками и садится рядом. “У тебя есть кетчуп?”
Хильдус приносит мне из кухни бутылку кетчупа. Он садится ко мне поближе. Его руки гладят меня по лицу.
Хильдус смотрит на меня с выражением удивления и растерянности. У меня точно такое же лицо.
– Думаю, я должна тебе кое-что сказать, – говорю я.
Хильдус молчит.
– Я больна. У меня рак. Ты был прав насчет парика. Я совершенно лысая.
Хильдус все еще молчит, но не похоже, что он в шоке.
Жду несколько секунд – вдруг он что-то скажет. Ни звука.
– Поэтому мне так неловко… – Ни звука. – Ты такой тихий. Ты в ужасе?
– Вообще-то нет. То есть да, это, конечно, ужасно, но мне плевать. Я все еще хочу поцеловать тебя.
– Да? А что насчет парика? И моей лысой головы? И того, что я могу умереть.
– Ты по-прежнему Софи.
Тишина – на сей раз с моей стороны. А затем я улыбаюсь. Ровно это я и хотела услышать. Я наклоняюсь и целую Хильдуса, страстно и благодарно одновременно.
Затем я собираюсь уходить.
– Ты не хочешь остаться?
– Нет.
– Почему?