Девушка с экрана. История экстремальной любви

Я подаю ей пальто, и мы выходим на холодный воздух. У меня начинается второй приступ озноба.

— Хотите, я вас сегодня пофотографирую? Чтобы показать в Нью-Йорке.

— Вам нужно собираться, уже поздно.

Я облегченно вздохнул. Я боялся лететь, мне хотелось скорей собраться и хотя бы полночи поспать. Чтобы завтра решиться на трансатлантический перелет. Во время которого…

Когда я думал о самолете над океаном и о том, что каждую минуту, какой там минуту — секунду! — могло произойти и как он будет с мерзким завыванием падать вниз, в ледяные воды… Я уже ни о чем больше думать не мог. Каждый раз я садился в летающий гроб — без надежды выйти из него живым. А когда выходил, благодарил Бога, что он мне подарил еще одну жизнь. Потом забывал и распоряжался ею так же плохо.

— Вы много играете? — машинально спрашиваю я.

— Я снялась в тринадцати фильмах.

— Как называются наиболее известные?

— Вы их наверняка не знаете.

Она была мягче и теплее, чем днем. Портрет ее не столь важен, я не собирался заводить с ней отношения. Никакие.

Мы быстро доехали до центра, уже было одиннадцать с хвостиком. В семь утра за мной заезжал родственник, чтобы везти на погибель в аэропорт.

— Я пересяду в метро здесь.

Я остановился около известной площади, и мы надолго скрестили наши взгляды.

— Я вам желаю успешного полета.

— Спасибо, надеюсь, мы еще увидимся?

— Как вам будет угодно.

Я достал свою визитную карточку, потом дал ей ручку и попросил написать свой телефон. Она с готовностью это сделала и пожелала:

— Спокойной ночи.

Меня уже била неприятная дрожь, и я не мог ни о чем думать. Я вышел из машины и открыл Арине дверь. Она грациозно выпорхнула. Мы стали прощаться, как вдруг в ее глазах я заметил ожидание. Возможно, она ждала, что я поцелую ее в щеку на прощанье? Медленно она перешла улицу и уже заходила почти в метро. Я буравил ее «знаменитую» спину. Она протянула руку к стеклянной двери и в этот момент неожиданно повернулась. Подарила мне долгий, прощальный взгляд. Замерла, застыла, потом нехотя и обреченно вошла в стеклянную дверь, над которой горела буква «М».

Приехав домой, я начал панически бросать вещи в чемодан и делать последние звонки. В два ночи я беседую с мамой, чувствуя, что меня одновременно трясут и дрожь и озноб. Вирус, название которого я не знал, видимо, вошел через границы слабой плоти в государство моего тела. Через потайной вход. Обычно это бывает через горло, рот или мокрые ноги.

Пробившись через дикие таможенные очереди (до сих пор сравниваю это с чудом, что их таможня вообще кого-то пропускает) и сдав багаж, я подошел к магазинчику беспошлинной торговли. И вдруг попросил милую стройную девушку на английском: не будет ли она столь любезна разрешить мне позвонить в город. Она была настолько любезна, что я потом пожалел, что не узнал ее номер телефона.

Я взял визитную карточку и набрал семизначный номер.

— Доброе утро, я вас не разбудил?

— Я знала, я знала, что вы позвоните, — сказала она еще сонным голосом. — Я предчувствовала.

— Я хочу попрощаться с вами и извиниться, что не смог вчера проводить.

— Вы уже на взлете?

— К сожалению, да.

— Почему «к сожалению»?

— Я боюсь летать.

— Не бойтесь, я буду думать о вас…

— Благодарю. До скорой встречи, — сказал я и попрощался. Я не собирался прилетать в это чужое холодное государство очень долго.

Бардак и дикое количество рукописей в моей бродвейской квартире всегда вызывают у меня страх пожара. Или наводнения. Я, наверно, единственный ненормальный человек, который собирает все бумажки — увы, не денежные знаки. Я всегда коллекционировал все бумажное: марки, открытки, письма, журналы, вырезки, фото, клочки бумаги с моими мыслями.

Возвращение на работу равносильно восхождению на эшафот. С которого обычно никто никогда не сходит. Кто это придумал, что человек должен тратить свою жизнь на зарабатывание денег? Зачем?

Чистый и убранный Нью-Йорк являл собой разительный контраст грязной осенней Империи. Небоскребы умытые и причесанные, ньюйоркцы еще одеты в сезонные костюмы или легкие плащи. Самые красивые ножки увидишь в Нью-Йорке. Если б только не большие ступни… Всегда что-то не так.

Европейская ножка, ее подъем всегда изящней, деликатней и сексуальней. К чему это я о ножках? Наверное, к тому, что без них нельзя на свете… Нет!

Двадцать второго октября я пришел в офис часам к одиннадцати, мне не светило зарабатывать деньги таким образом — тратя свою жизнь, и я старался появляться как можно позже. К своему удивлению (это еще не было изумление), на автоответчике я услышал послание от главного редактора «Факела», что она прочитала мои книги и намерена предложить для публикации роман «После Натальи», который собирается представить на издательский совет. И потом добавила: «Все будет хорошо».

Спустя неделю она позвонила и сказала, что все в порядке и роман приняли к публикации. Через месяц она сообщила, что рукопись отредактирована. Как ее передать мне? Издательство, к сожалению, не оплачивает почтовые расходы курьерской почты.