Ночь опускалась, окутывая лес тишиной и холодом. Деревья отливали синевой, в молчаливом крике раскинув на полнеба руки. Мороз крепчал. Изредка хрустели покрытые льдом ветки, и колокольный звон зимы чудился в застывшем воздухе.
Девушка устроилась возле волка удобнее, обняла за шею, не переставая гладить по голове, спине, смотреть в глаза и утешать, лаская. Понемногу зверь затих, положив голову ей на колени. Тогда она закрыла глаза и, обессиленная, задремала. Так их и нашел охотник. Обоих, почти замерзших, уснувших. Еще немного, и уснувших бы навсегда.
– Ах ты ж!.. – выругался он. Зрелище на самом деле поразило его. Его охота еще ни разу не приносила такой… добычи.
Девушка очнулась и посмотрела на охотника. Волк вздрогнул, вяло дернулся в сторону и заскулил – тонко и жалобно. А потом поднял голову и замер, не мигая глядя на человека.
Охотник смотрел в глаза то девушке, то волку, и видел в них нечто похожее. Что-то большое, непонятное ему. Не страх, нет. И не боль. Хотя и то, и другое читалось во взгляде зверя. Но было еще что-то. Ожидание неизбежного конца и в то же время – спокойствие? Если это только возможно. И еще – понимание?
Словно сама глубина мудрости мира смотрела на охотника, ожидая его решения.
Один вопрос на двоих. И один ответ на двоих.
– Отпусти его, – сказала незнакомка и улыбнулась. Светло и нежно. Окровавленная, замерзшая, иней на ресницах, и рядом страшный волк, прячущийся от возмездия в ее объятиях – картина впечатляла. Охотник, видавший многое, растерялся.
– Отпусти, – снова сказала девушка. Тихо, но твердо. – Тебе не нужна его смерть.
– Хорошо, – неожиданно для самого себя согласился охотник.
…Волк попытался встать на ноги, но не смог. Кость была раздроблена, сухожилия порваны, мышцы, побывавшие в зубах капкана и собственных, повреждены. Девушка поднялась и зашаталась.
Охотник едва успел подхватить ее.
– И что ж мне с вами делать?! – в сердцах воскликнул он.
Выбирать было не из чего. Полубесчувственная девушка оказалась очень легкой, невесомой. Как снежинка. «И в чем-то душа держится?» – подумал охотник и сам поразился нежности, с которой укладывал ее на сани и укрывал, чтобы согрелась. Рядом с ней зачем-то водрузил волка. Незнакомка очнулась, улыбнулась ему, охотнику, снова светло-светло, притянула волка к себе за шею и впала в забытье.
Лошадь храпела от страха и пыталась рвать поводья, а потом успокоилась. Странная церемония двинулась в сторону хижины охотника.
Прошло несколько недель.
Раны девушки – охотник узнал, что ее зовут Амалия, – заживали быстро. Они не были глубокими, просто она потеряла много крови. А волк… волк тоже на удивление поправлялся легко. С перемотанной лапой, с наложенной на нее шиной он, хромая, ковылял за Амалией по пятам что добрый пес и все время вилял хвостом, заглядывая ей в глаза.
И даже – о, чудо! – вел себя по отношению к охотнику вполне дружелюбно. Сам охотник старался держаться от волка подальше. Поначалу сто раз пожалел о своей внезапной доброте и порывался пристрелить зверя, но его останавливала Амалия. Как по волшебству, девушка появлялась рядом именно в тот момент, когда он в ярости хотел схватиться за ружье, и вместо холода оружия его руки натыкались на мягкие ладони девушки. Она молчала, смотрела в глаза, не отпускала его рук… и гнев проходил, угасал, стихал, оставляя чувство свежести после грозы – так, когда заканчивается страшная черная буря, становится светлее, еще продолжается дождь… но на небе появляется радуга.
Пытаясь разузнать у девушки хоть что-нибудь о ней самой, охотник боялся проговориться, что его единственной целью было истребление всех волков в округе. Ему было стыдно. Хотя еще недавно именно это было смыслом его жизни.
Амалия быстро нашла чем заняться. Она убиралась и готовила, стирала и чинила охотнику одежду так, словно всегда только этим и занималась. Очень мало говорила, но одним из первых ее вопросов было:
– Где твоя жена?
– Она умерла, – ответил, помрачнев, охотник.
– На небесах хорошо, – прошептала Амалия.
– Что ты сказала? – мужчина не расслышал тихих слов девушки.
– Нет-нет, ничего. Я так… я понимаю.
Амалия улыбнулась и больше ничего не спрашивала.
Охотник, первое время относившийся к девушке с настороженностью, понемногу оттаивал. Было до сумасшествия радостно приходить в теплый, а не выстуженный ветрами дом. Носить чистую одежду. Спать на хрустящих, пахнущих морозной свежестью простынях. Обрезать отросшую спутанную гриву. Амалия так смеялась, взъерошив его остриженные теперь по плечи темные волосы. Это было приятно. Это случилось лишь единожды, но оказалось достаточным, чтобы принести измученной душе охотника тепла и невыразимого словами, отчаянного желания ласки – снова и снова.