Девушка с голодными глазами

В зале не было ни одного мужчины, который мог бы теоретически меня заинтересовать. Персонажи с распродажи. Рождественский sale неприкаянных душ, рекордная 90%-ная скидка, остался самый завалящий бракованный товар. Бледнолицые сутулые клерки с прокуренными зубами. Обладатели дрябловатых животиков и обкусанных ногтей. Стареющие мачо с волосенками, лихо зачесанными на задорно поблескивающие лысины…

– Простите, нельзя ли мне сесть за ваш столик? Все остальные уже заняты, а мне так хотелось попасть на это шоу…

Заранее сдвинув брови к переносице, чтобы придать своему лицу вид как можно более угрожающий, я обернулась. Еще не хватало, чтобы один из представителей местного цирка уродов нашел пусть и временную, но пристань в моей компании. Однако увидев мужчину, который с выжидательной улыбкой топтался рядом, я осеклась. А потом даже улыбнулась. И промямлила:

– Конечно-конечно. Я одна.

– Меня зовут Вадим. Не подумайте, что я хочу вам помешать. Но надо же сообщить, на всякий случай.

Не то чтобы он был невероятно хорош собой. Но что-то в нем было – загорелое лицо с крупными чертами, высокий лоб, умные темные глаза, непослушные кудри с проседью. А еще под его белой рубашкой был цветастый шейный платок, а я всегда была неравнодушна к мужчинам, умеющим экспериментировать.

– Вера, – уже более продуманно улыбнулась я, протянув через стол ладонь для рукопожатия.

Гениальный Громович говорил, что у меня руки аристократки – с тонкими запястьями и длинными музыкальными пальцами. Он приучил меня не пренебрегать маникюром, носить массивные кольца и красиво складывать руки на столе, чтобы каждый желающий мог полюбоваться их изяществом. Вот и Вадим не остался равнодушным. Он задержал мою ладонь в своей и восхищенно присвистнул:

– Ну ничего себе! Первый раз вижу женщину с такими руками. Вы не наследница императорской семьи?

– Увы, я всего лишь безалаберная безработная девушка, – подумав, я решила расставить все точки над «и», – к тому же одинокая.

– В это трудно поверить. Угостить вас чем-нибудь? Рекомендую коктейль «Гавайский чай». Точно не знаю, что они туда кладут, но получается нечто бесподобное.

– Ого, значит, вы завсегдатай? – заинтересовалась я.

– Да нет, не то чтобы, – замялся он, – но вы правы, мне приходилось бывать здесь и раньше… Кстати, а какая нелегкая занесла сюда вас?

Я пожала плечами и отвернулась к сцене, на которой суетились осветители. Не хотелось, чтобы он заметил в моих глазах одиночество, доведенное до состояния паники. И возведенное в квадрат недовольство собой.

– Скука. Захотелось чего-нибудь новенького. Новых впечатлений.

– О, здесь вы их получите, – рассмеялся Вадим, – тем более сегодня солирует Антуанетта.

– Антуанетта? – удивленно переспросила я. – Кто это?

– Солистка балета «Рубенс», – снисходительно объяснил он, – весит килограммов триста, не меньше. А танцует лучше Волочковой.

– Ну ничего себе! – ахнула я. – Надеюсь, это не настоящее ее имя? Если бы меня назвали Антуанеттой, я бы тоже отъелась до трехсот килограммов.

Он некоторое время оценивающе меня разглядывал и только потом позволил себе рассмеяться. Смех получился натянутый, и я тотчас же пожалела о вырвавшейся глупой шутке. Черт его знает, может, эта Антуанетта любовь всей его жизни. Или, что еще хуже, родная мать.

– А вы забавная, Вера. – На этих словах я вдруг почувствовала, как мое колено обдал жар его ладони. Его рука действовала уверенно, словно ей было не привыкать хозяйничать под чужими юбками.

Я не успела никак отреагировать, кажется, мелькнула мысль, а не послать ли все к черту и не позволить ли себе примитивное плотское удовольствие, само плывущее в руки, но додумать ее до конца я не успела – в зале вдруг погас свет, и под нарастающий шквал аплодисментов на сцену выбежали «балерины».

Едва бросив на них беглый взгляд, я тотчас же забыла и о Вадиме, который все еще сжимал мое колено под столом, и обо всех прочих мужчинах на свете, и о своих наболевших комплексах – обо всем. Балет «Вива, Рубенс!» оказался зрелищем настолько впечатляющим, что любой бы на моем месте лишился дара речи. Нет, я подозревала, что мне будут показывать не искусство классического танца, я знала, что балерины будут, мягко говоря, в теле, мне даже приходилось видеть подобные зрелища по TV… Но я и представить себе не могла, что женщины с такими габаритами вообще способны передвигаться – не то чтобы танцевать. Они были… огромные. Рядом с любой из них Лучано Паваротти показался бы анорексиком. Даже громкая музыка не могла заглушить топот, с которым они «порхали» над сценой. Их дрябловатые складчатые жиры были затянуты в какие-то нелепые клоунски-яркие костюмы. Лица раскраснелись, по толстым маскам грима текли просто-таки ниагарские водопады пота. Все они улыбались, демонстрируя два ряда безупречного унитазно-белого фарфора, но не надо было оканчивать гарвардский факультет психологии, чтобы понять, что на самом деле дамам не до смеха.

– Да они вот-вот помрут! – вырвалось у меня. – Неужели никто не замечает? Это же гипертоники, у любой из них может случиться приступ прямо на сцене!