Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и был похож на узника концентрационного лагеря. Высокий, бледный, как сама смерть, с выпирающими костями и землистой кожей, туго обтягивающей череп. Казалось, в его организме вообще не было ни мясной прослойки, ни бодро журчащих ветвистых кровяных рек, и прямо под болезненной тонкой кожей находился похрустывающий несмазанными сцеплениями скелет.
– Да, я Вера, – удивилась я, – а вы откуда меня знаете?
– Я здесь всех знаю, хоть и не общаюсь ни с кем, – он улыбнулся, но менее устрашающим от этого не стал, – меня зовут Павел. Думаю, местные сплетницы вам обо мне успели рассказать. Все-таки я тут единственный мужчина.
– Постойте, так вы… Модель-анорексик? – выдохнула я. – Моя соседка Алина о вас упоминала.
Меньше всего эта ходячая смерть напоминала модель. Насколько я понимаю, модели должны вызывать желание быть на них похожими, приобщиться к их отфотошопленной идеальности хотя бы посредством приобретения ерунды, которую они рекламируют. Человек, окликнувший меня, скорее вызывал желание брезгливо зажмуриться, сбежать на всех парах, а оказавшись в уединенном месте, как следует проблеваться.
– Ну да, – он польщенно кивнул. – Так вы мне не поможете?
– Ну ладно, – пожав плечами, я двинулась в его палату.
Видимо, находился он тут давно. Постепенно палата из казенного помещения превращалась в обжитое уютное гнездышко. Стол был застелен клетчатой скатеркой, на нем стояла ваза с фруктами – судя по их безупречности, восковыми. На полу валялась груда шмотья. На подоконнике цвела герань. По стенам были развешены постеры – на всех изображен один и тот же юноша, чем-то напоминающий молодого Ди Каприо. Я с удивлением поняла, что это и есть хозяин палаты – в доанорексический период.
– Павел, я вижу, вы пользовались успехом! Это ведь вы?
Он застенчиво зарделся. Я никогда не умела общаться с мужчинами, помешанными на самолюбовании. Ведут себя, как прыщавые гимназистки, честное слово.
– Да, это я. Я должен был стать лицом одного известного бренда… Это вот пробные фотографии.
– Даже странно, что они велели вам похудеть, – совершенно искренне сказала я, – по мне, выглядели вы тогда идеально.
– Да что вы! – ужаснулся Павел. – Посмотрите, какие складки на боках! А задница… Ничего, что в первые пять минут знакомства мы говорим о моей заднице? Ой, да ладно, вы все равно не в моем вкусе, слишком худая… Так о чем я говорил? Ну да – и обратите внимание на лицо! Брылья висят, как у коккер-спаниэля. Видите? Видите?
Мне пришлось соврать, что вижу. На всякий случай я решила держаться поближе к двери. У парня-то явно не все дома.
– Я мог бы стать звездой, – он вздохнул и вдруг разом сдулся, как проколотый воздушный шарик. Сел на краешек стула, печально сгорбился, свесил вниз плети длинных рук, – а сейчас мое место занимает кто-то другой. И все из-за моей девчонки, которая вызвала психиатров.
– Вас привезли сюда насильно?
– А вы думаете, я добровольно тут уже второй год отсиживаюсь?! – взвизгнул он. – Вместо того, чтобы позировать лучшим фотографам мира, участвовать в миланских и нью-йоркских показах и грести деньги лопатой?
– Может быть, вам и правда стоит подлечиться? – осторожно предположила я. – Работа и деньги никуда не денутся… Вам бы набрать хотя бы… Килограммов пять-шесть.
– Да что вы такое говорите?! – Он вскочил со стула и нервно заметался по комнате. – Из-за вас мне придется принимать успокоительное. С какой стати я должен поправляться, если впервые в жизни я собою доволен на все сто процентов?!
Байка о том, как испарилась Инна
В один из субботних дней в самом начале апреля стрелка ее весов, застенчиво дрогнув, остановилась на нулевой отметке. Инна недоверчиво хмыкнула. «Наверное, весы неисправны», – рассудила она. Однако смутная тревога отчего-то скрутила кишки. Инна схватила первое, что подвернулось под руку – напольную бронзовую вазу, изрисованную огнедышащими драконами, и поставила ее на весы. Пять килограммов – определила стрелка. Нахмурившись, Инна поменялась с вазой местами. И вновь получила вердикт – ноль.
Она отошла к окну и задумчиво закурила.
Инна Аникина пыталась сбросить вес давно и безрезультатно. Она была уже немолода – сорок два года, имела двух взрослых сыновей и одного гуляющего налево мужа. Первая беременность округлила ее линии, добавила ее телу царственной монументальности. Вторая осела на ее животе спасательным кругом плотного гормонального жирка, разрыхлила мякоть пышных ягодиц, превратила ее некогда спортивные бедра в желеобразную субстанцию, которую Инна стыдливо прятала под длинными юбками. Девчонки с работы посоветовали раздельное питание – Монтиньяк тогда как раз только вошел в моду. Она сбросила два килограмма, но при ее габаритах это было совсем незаметно. Она съездила к знаменитой бабке в Тюмень – та втыкала в ее лоб заговоренные иголочки. Все бесполезно, все впустую. Она не ела после шести, потом после пяти, потом после полудня. Она консультировалась у лучших эндокринологов, два раза в неделю парилась в бане и записалась на шейпинг.